Да. Семьи.
Зинаида очнулась. Она не одна. Отец Григорий сказал, что таких, как она, много. Ей просто надо присоединиться к ним. Или их объединить, если они пока разобщены.
Как говорится, метлой вымести сор легче, нежели одной веткой. Сор – ювенальная юстиция. Метла – русские люди. Она тоже русская. И вместе со всеми поднимется против заграничной заразы, с помощью которой западные идеологи пытаются прижать Россию к ногтю.
Зинаида, повинуясь импульсу, сняла с правой руки варежку, подняла руку и перекрестила интернат. Губы её прошептали:
– Господи, помилуй, спаси моего сына… и всех детей в этом злом доме.
Ей причудилось, будто раскрываются со звоном все окна, и оттуда вылетают дети с белыми крыльями и несутся быстрее ветра по своим домам. Красота….
Оглядываясь на мрачный прямоугольник с гаснущими окнами, Зинаида зашагала домой, преисполнившись уверенности в появившихся вдруг в ней силах.
Она не знала, что в это время Денис, наказанный Велимиром Тарасовичем Фуфайкиным, который должен был покинуть интернат после новогодних каникул, стоял у окна и смотрел на чёрный силуэт за сетчатым забором и глотал редкие слёзы: он знал, что это его мама смотрит на него.
Он заметил, как мама сняла варежку и широко перекрестила его. Денис принял материнское благословение, как настоящий новогодний подарок, и впервые за эти месяцы ощутил радость – тихую, светлую, совсем не похожую на прежние его страсти при победе в виртуальной игре.
Он почему-то тоже поднял руку и перекрестил уходящую маму. И только тогда лёг спать, прислушиваясь к грохоту фейерверков. Вскоре всё стихло, и Денис уснул.
Глава 20. ВСТРЕЧА ДЕНИСА С ОТЦОМ И С ДУШКОВОЙ
Каникулы прошли скучно, неспешно и одиноко. Сменявшиеся воспитатели равнодушно следили за порядком и воспитанниками и никого не одёргивали и не наказывали.
Это было так непривычно, что ребята зашушукались по углам и стали переглядываться. Перемены, что ли, какие грядут, в самом деле? Перемены, между прочим, не всегда ведут к улучшению.
Ждали, что 11 января начнутся новые репрессии. Однако утром и на завтраке Рената не оказалось. Перед уроками прокатился по спальням невероятный слух, что уволены и Велимир Тарасович, и Гузель Маратовна, и злобная Новита Сергеевна, о которой тоже никто не пожалел, даже любители математики.
Урок вместо Совы провела физичка, которая имела нужную специализацию. Она дала новую тему, порешала с учениками задачки и ни словом не обмолвилась о том, что происходит с персоналом интерната.
«Старшаки» заметно привяли, не зная, куда намеревается дуть ветер перемен, и ребята вдохнули забытый запах свободы, ценимый ими за его утрату, и потому волшебный. В обед многие улыбались и удивлялись своим и чужим улыбкам. И ещё всем казалось, что Новый год припоздал и пришёл к ним в интернат только сейчас. Потому что наступает что-то новое, и это здорово!
Скептиков обрывали, чтоб не мешали такому редкостному чувству – радости.
После спокойно проведённых уроков воспитанников отпустили погулять во дворе под присмотром нескольких педагогов.
Дети катались в снегу, прыгали по сугробам, веселясь от души – впервые, как сюда попали. Откуда-то в их сердца вернулась надежда, что скоро они покинут это здание пыток.
Денис прилип к забору, высматривая в каждой женщине маму, и вдруг узнал в мужчине, ведущем под руку изящно одетую женщину, своего отца, Николая Андреевича Лабутина. Женщина что-то выговаривала ему, а он слушал, глядя в землю.
Денис рванул решётку и закричал с какой-то буйной радостью:
– Па-апа-а-а! Па-ап!
Почему он решил, что никогда не искавший по своей инициативе встреч с сыном старший Лабутин вдруг захочет помочь отпрыску и сметёт все преграды, чтобы вызволить
