И он отправился дремать на скамейку под всё ещё зелёной сиренью с жёсткими осыпающимися листьями. Мальчишки, не теряя времени, бросились подбирать мусор. Enter замешкался, не очень понимая, где ему собирать двойную норму всякой всячины, тем более, что всё тело у него ломило. Кряхтя и постанывая, он приседал за каждой бумажкой, за каждым окурком. Один мешок был девственно пуст, в другом лежало грамм сто мокрой грязной ерунды. Какая тут двойная норма?! Enter окончательно отупел. Похоже, сегодня он голодает. А дома бы он..!
Кто-то быстро сунул в руки Enterа мешок с мусором.
– Держись возле меня, – тихо велели ему.
– Кедраш? То есть… Серафим? – удивился Enter. – А зачем? Это что?
– Это тебе одна норма. Ходи со мной. Сумеем и вторую собрать.
Не, правда, странный пацан. Чё ему, больше всех надо? Награду, видно, себе зарабатывает на Небе, в раю местечко старается отхлопотать. Блажной, точно. Какой там сякой Бог? Откуда Он возьмётся? Если б Он был, то всё равно должен был откуда-то, от кого-нибудь появиться. А прежде Него что тогда было? И кто? Может быть, кто-то больше Самого Бога? Ведь такое и не представишь, чтоб Бог существовал вечно. Вообще, вечность – это разве есть?
ГЛАВА 11. УТРО. ПЕРВЫЕ УРОКИ.
Серафим практически и собрал норму Enterа и свою. Свою, конечно, едва успел ко свистку, в который дунул Феликс Ива
нович Хмелюк.
Он проверил убранную территорию, потом велел все мешки собрать в одну кучу. У Enterа проверил, сколько он собрал, хмыкнул неопределённо, лёгким подзатыльником наградил.
– Ну, дорогуши мои, ужинать и за уроки.
Снова в колонну по двое. Голодные мальчишки мигом смели недоваренные макароны с жидким соусом и парой кусочков твёрдой говядины с жилами, прятавшейся в варёном луке и морковке, выдули слабо заваренный, почти не сладкий чай, заели серым хлебом. Вернулись в палату. Кто-то здесь, в кто-то в учебке сел за уроки.
На тумбочке Enterа лежало содержимое рюкзака. Мобильника среди них не наблюдалось.
– Чего это они сотик отбирают? – тихо спросил он у Певунца, и тот ответил:
– А вдруг ты маме позвонишь? Пожалуешься? Это им некстати. Не понимаешь, что ли? Ей сейчас такое поют про твоё роскошное житьё-бытьё, ты бы послушал – рот не смог закрыть.
– Что теперь будет?
– Родительских прав будут лишать. И никто не знает, как с этой ЮЮ бороться.
– С чем?
– С ювенальной юстицией. Это зло. Оно всех родных друг с другом разлучает, – вмешался Серафим.
– А ты чего здесь? – повернулся к нему Денис.
– Религиозный дурман в семье, – ответил Серафим. – Не понравилось омбудсмену, что меня каждые выходные и в православные праздники в церковь возят и молиться учат.
– Нифига себе… А чё ты, не можешь не ходить в церковь, что ли?
– Не могу.
– Почему?
– Это предательство. И вообще, я в Бога верю и без Него жить не согласен, – твёрдо ответил Серафим.
Денис Серафима не понял. Муть какая-то. Мура. У каждого, впрочем, свои точки для
