– Максим, – позвал правый. – Максим!
– Я не Максим, – вздохнул левый. – Знаешь ведь – я Певунец.
– Почему Певунец? – шепнул Enter, приподняв голову.
– Пою много, – объяснил, услышав, бритый веснушчатый мальчишка. – Вне урока. И во время. Не могу удержаться. Нифига меня не берёт, представляешь? А ты виртоман?
– Почему это? – почти обиделся Enter.
– Так ведь зазря Enterом не прозовут, – объяснил Певунец.
– Я Денис Лабутин, – сказал Enter.
– Ты про это забудь, – посоветовал Певунец. – Свои ФИО на свиданке или в школе вспоминай – если повезёт, а тут не смей.
– Максим, – слабо позвал правый сосед – русый мальчишка с васильковыми глазами. – Ты как?
Певунец помолчал. Шевельнул лопаткой: отстань, мол.
– Фигово, Кедраш. Сам не знаешь, что ли? Чё пристал?
– Я не Кедраш, – спокойно возразил сосед. – Я Серафим Кедринский.
– За то и получаешь постоянно, – усмехнулся Певунец. – Тебе какая песня, как зваться? Вот я – Максим Лехницкий, а меня Певунцом бают. Мне пофигу. А ты чё ерепишься?
– Ерепенишься, – поправил Серафим.
– Один чёрт.
– Чёрта не призывай – не успеешь «ой» сказать, а он уже в тебе и тобой командует, – строго сказал Серафим.
Певунец хихикнул, подмигнул Enterу.
– Он у нас блажной, – объяснил охотно: – В Бога верит.
И снова хихикнул. Через соседскую голову кинул фразу:
– Слышь, Кедраш, а коли Бог есть, почему у меня мать пьёт, батя к чувихе слинял, а меня сюда забрали и петь не дают?
– Вы там потише, – окликнул Гарюха, – а то накличете «большие радости».
Певунец представил его Enterу:
– А Гарюха – это Егорка Бунимович. Только здесь ФИО – не в чести. Это ты в школе и в бухведомости типа Серафим Кедринский или там Макс Лехницкий. А туточки – забудь.
– Тут прозвища или ники – иногда, – поддержал Серафим. – А я не хочу на кличку отзываться. У меня есть имя, которое у Бога написано, под этим именем он меня знает. С чего мне на какие-то иероглифы отзываться?
– Порти себе житуху, порти, – отозвался Певунец. – Мало тебе по уху дают. Ещё хочешь. Ты, часом, не этот… мазохист?
– Точно не мазохист, – ответил Серафим. – Я православный христианин.
– Ну, а чё тебя Бог от этой лабуды не спас, если ты Егошный? – съязвил Певунец. – Ты ж говорил, Он Своих знает, привечает и прочее, прочее?
– А Он не только привечает, – охотно ответил Серафим. – Он ещё испытывает на прочность. Испытанье пройдёшь – на Небо попадёшь.
