Щучьев пристроился за его спиной.
– Enter, – тихо прошептал он, – ты матику сделал?
– Ну, сделал.
Валька быстро кинул по сторонам пугливый взгляд
– Двадцать минут карцера захотел? – прошептал он, не обнаружив ничего подозрительного.
– Сдашь? – огрызнулся Enter.
– Не знаю, – на мгновенье задумался Валька; шмыгнул и снова пристал: – А ты сто двадцать четвёртую задачу решил?
– Решил-решил. Тебе-то что?
Как будто не знал – что.
– Дай списать, а? – заканючил Валька.
– Щучик, ты с дуба рухнул или с ольхи? – покосился на него Enter. – К Фуфайкину захотел?
– А кто узнает? Если ты не сдашь.
– А сдам?
Валька Щучьев помолчал, подышал в Лабутинскую спину.
– Па-адумаешь, очень надо. Я сам на перемене решу.
– Реши, реши, – усмехнулся Enter и с тревогой подумал, что ведь сам-то он задачи не решил, и, значит, ему придётся её либо тоже на перемене решать, либо списать у одноклассников.
Только у кого? Он перебрал в уме имена и понял, что только Серафим Кедринский даст ему списать и никому об этом не скажет. А всё потому, что он в Бога верит. Похоже, не такой уж Он плохой – Бог.
Enter обернулся в поисках Кедраша, не снисходя на умоляющий взор Щучика, узрел его в полной сосредоточенности укладывающим рюкзак и двинул к нему.
Гарюха, Певунец и Федька Абачев, которого почему-то дразнили Кавуном, проводили его едким взглядом прищуренных глаз. Они понимали, на что понадобился Enterу Кедраш.
– Привет, Серафим, – начал Enter.
– Здравствуй.
– Ты сто двадцать четвёртую задачку решил?
– Решил. Только я не успею тебе объяснить.
Серафим поднял на соседа правдивые свои очи.
– А списывать – это обман. Математичка запросто может узнать, списывал ты или нет. А Бог и так знает. Обоим попадёт.
– А так – только мне одному, – осклабился Enter. – Ну, правильно. Ведь твой Бог – правильный, дурного не посоветует.
Серафим нахмурился.
– То есть, ты хочешь, чтоб невиновного наказали так же, как и виновного? Поровну, то есть? – спросил он напрямик.
– А чё? Пострадаешь за Бога. Ты разве об этом не мечтаешь? – насмешливо проронил Enter. – Я о гейме мечтаю, ты – о страдании. Каждому своё, Кедраш.