Размечталась, – фыркнул Вовка, помолчал и вдруг признался: – А я хотел с жизнью покончить.
– Зачем? – спросила Надя, округлив глаза.
– Чтоб в этом аду не мучиться.
Надя скептически пожала плечами и веско возразила:
– Не обольщайся. Помрёшь – в худший ад попадёшь, без всякого облегчения и остановки.
Вовка покивал.
– Знаю теперь. Мне Серафим рассказал. Если б не он… честное слово….
Он оборвал фразу и подошёл к зарешеченному окну. Стоял, разглядывал редких прохожих вдали за забором интерната. Встрепенулся, приблизил лицо к стеклу.
– Тётка знакомая… у забора стоит….
Денис зевнул.
– Стоит и стоит. Отдыхает, наверное.
– Ничё не отдыхает…. На интернат смотрит…. Слушай, Enter, да это ж твоя мамка!
Душа Дениса ухнула куда-то вниз, в пропасть. Ноги ослабели, пальцы задрожали.
– Мама…, – пролепетал он и рванул к окну.
На свободном от зоны интерната пространстве стояла женщина в чёрной куртке, серой шапке, длинной чёрной юбке и в сапогах на низкой подошве. Она чуть ли не прижалась к сетке забора, выглядывая в слепых окнах лицо сына.
– Мама, – прошептал Денис, вмиг её узнав.
Он схватился за оконную раму и принялся её трясти, крича во всё горло:
– Ма-а-маа!!! Ма-амочка-аа!!! Ма-ам!!!
Вовка испуганно пытался схватить его за руки.
– Обалдел?! – прорычал он. – Если стекло выпадет тебе, знаешь, что будет?! Остынь!!
Материнским чутьём Зинаида Аркадьевна поняла, за каким именно квадратом стекла, затянутого решёткой, бьётся в истерике её единственный сын. Она вцепилась голыми пальцами в металлические звенья сетки, натянутой между бетонными столбами, затрясла её, завопила во весь голос, не обращая внимания на случайных прохожих:
– Деня-а!!! Сыно-оче-ек! Дени-исушка-а! Родной! Я тебя вызволю отсюда, сыно-очек!
Она трясла сетку, она будто растерзать её хотела. А из интерната к ней пытался вырваться Денис. Он пулей вылетел из учебки, промчался по коридору, спустился на первый этаж и, в чём был, выскочил на улицу, миновав охранника Якова, будто его и не существовало вовсе.
Яков ринулся за ним, поёжился на морозе, вернулся за курткой и шапкой, позвонил Пугинскому, доложил, что воспитанник Лабутин пытается сбежать за интерната и с чувством выполненного долга присел на свой стул, ожидая подкрепления.
А Денис домчался до мамы и, накрыв её ледяные пальцы своими, прижался к сетке всем лицом.
– Мама, мамочка, ты меня прости! Прости, пожалуйста!!! Я такой дурак! Я вообще пень! Мам, я никогда! Я никогда тебя не подведу! Я тебя люблю! Я за тебя горой! Мамочка! Не могу тут больше! Тут бьют, в карцер сажают, тут убивают, мам! Спаси меня отсюда! Я хочу домой! Забери меня! Я даже компьютер выброшу! Я всё-всё буду по дому делать, и учиться хорошо! Мам, я горы сверну, только спаси меня отсюда! Мне так плохо!
Он
