продавщицы, заметив мою растерянность, стали утешать, что работа, конечно, изматывает, весь день приходится здесь топтаться, но ничего сложного в ней нет.
- Научишься, - ободряла блондинка по имени Наташа.
- Главное, не забывай турецкий лексикон при покупке, - учила блондинка Нина. Тебя спрашивают: Indirim var mi? (Индирим вар мы) - Скидка будет? А ты отвечаешь:
Bedava! (Бедава) - Бесплатно!
Наверное, то была какая-то местная шутка, потому что мои коллеги и при этих словах переглянулись и захохотали.
8
К вечеру стали заходить покупатели, и оказалось, что далеко не все они русские. Многие говорили на немецком и английском, и я ничего не понимала. Коллеги мне сказали, что английский все-таки придется подучить. Не все же к ним за помощью обращаться.
Я сидела на ковре, становилось все страшнее. Как я справлюсь здесь совсем одна? Сидеть пришлось до полуночи, что стало неожиданностью. Оказалось, наш график работы с девяти утра до двенадцати ночи, с перерывами на обед и ужин. В этот раз Нина и Наташа сбегали за ужином по очереди, и кто-то из них принес мне бутерброд.
После работы мы сели а автобус, и поехали в ложман, где жили продавщицы. Туда же поселили и меня. Девочки сказали, что накануне они переехали из комнаты на двоих в аналогичную, только с тремя кроватями. Общежитие походило на наши студенческие. Мы закатили мой чемодан в лифт, поднялись на 10 этаж, потом шли по длинному коридору, пока не нырнули в один из дверных проемов. Девочки показали мне душ, я быстро вымылась и упала в кровать. Кажется, мне снился Сережка и моя квартира, двор. Помню, что первое утро в сказочной Турции я встретила со слезами на глазах.
Первое время я много плакала, все казалось кошмаром. Бесконечные дни в магазине, боли в ногах с непривычки, чужие люди, незнакомые языки, моя некомпетентность, которая чувствовалась на каждом шагу. Сотрудницы и Фатма честно пытались чему-то меня научить: языку, умению торговаться и расхваливать товар. Обучение шло со скрипом, и, в конце концов, на меня скинули всю уборку и обязанности грузчика. Приходилось доставать, высоко уложенные мешки и пакеты с товаром и даже тяжеленные ковры. За три месяца работы я заработала грыжу и варикозное расширение вен, но эти болезни проявились позже, когда уже домой вернулась.
В первый месяц я получила 400 долларов, во второй 600, хотя обещали 1000, но я боялась даже пикнуть, потому что понимала, что не особо ценный работник.
Да и как я могла требовать денег от человека, которого просто панически боялась. Зарплату нам выдавал сам хозяин, Марат. С девочками он говорил по-английски, а со мной по-польски, потому что русского не знал. Не грубил, не орал, как другие турецкие хозяева, то и дело поднимающие своим криком на уши весь квартал. Но вид у него был просто страшен. Смуглый до черноты, он ослеплял нас своими черными глазами и золотыми зубами. Девочки хихикали и заигрывали с Маратом, а я от страха забывала не только английский, но и русский. И совершенно не понимала, как Ирина могла влюбиться в такое страшилище. А что она его любила, сомневаться не приходилось. Не только страстно любила, но и очень ревновала, в том числе и к продавщицам. Наших двух блондинок, она просто ненавидела, и все время жаловалась мне, что все они норовят соблазнить и увести ее Марата. Меня она, кажется, не считала достойной конкуренткой. Заработанные деньги приходилось понемногу тратить. Необходимо было оплачивать общежитие и питание, покупать предметы гигиены. Я присела на турецкий фаст-фуд, местную пиццу, которая представляет собой тонкое поджаренное тесто с мясом и хрустящей корочкой. Турки заворачивают в это тесто разные овощи и приправы. Сначала вся местная пища казалась мне острой, но скоро я привыкла и уплетала за обе щеки. Еще я полюбила чай. Турки пьют его раз 10 в день! У них существует как привычный для нас черный чай, так и их национальный, который можно пить охлажденным и горячим. Практически в каждый напиток они кладут лимон, считают, что нет ничего полезнее для здоровья. Раз в две недели, когда Марат запирался в магазине с бухгалтерами и считал свою выручку, у нас был выходной. С утра мы с девочками отправлялись на автобусе к морю. После обеда спали, а потом соседки закупали в супермаркете раки и очень популярное в то время блюдо 'Османиш кебаб', пировали и собирались в ночной клуб. В пире и гуляниях я не участвовала, объясняя, что мне нужно отложить хоть немного денег для своего ребенка. Соседки уважали мой выбор, но постоянно уговаривали найти «спонсора», рассказывали о неких подругах, которых осыпают брильянтами. Я не очень-то верила. Все подмывало спросить, что ж они такие раскованные, а до сих пор без бриллиантов? Прошло почти 3 месяца, и я ничего еще не скопила. При этом ужасно хотелось домой. Я готова была снова работать няней в яслях и есть блины с импровизированными ирисками, и даже перебиваться с хлеба на воду, но быть дома возле Сережки и Маринки. Поспать вдоволь казалось невероятной роскошью, хотелось, чтобы перестали гудеть ноги, и чтобы меня покинула непрекращающаяся, уже ставшая привычной, головная боль. Сейчас я понимаю, что выжила тогда только благодаря своей молодости. Другие продавщицы были постарше, но не тягали так много тяжестей, больше сидели на коврах и болтали, когда не было покупателей. Я же, понимая, что ничего не умею, прилежно работала: убирала, носила, старалась услужить.
Все чаще приходили в голову мысли о необходимости вернуться домой. Понимала, что больше не протяну. Но как было возвращаться с пустыми руками? Даже денег на билет на самолет еще не собрала! А ведь нужно было, по меньшей мере, вернуть свекрови деньги за билет в Анталию.
