— Ничего не делаю, — тупо ответила я.
— Ну… — растерянным голосом сказала тетя Лида, — я тебе еще попозже позвоню. Хорошо?
— Ладно. До свидания!
И тут я увидела свою вторую босоножку. Не дослушав, что мне говорила трубка, я нажала отбой и ринулась вперед.
Ну вот, теперь у меня новая пара беленьких босоножек. С золотыми ремешками и на каблуке. Совсем взрослые босоножки.
Ленка сидит на полу и примеряет кроссовки.
— Новак, ты что такая встрепанная?
— Да мне тут позвонили не вовремя, я толком не договорила, — огорченно отвечаю я.
Можно перезвонить, но это сколько же денег понадобится на звонок в другой город?
Деньги на телефоне — вечная проблема. Подарить телефон шефы подарили, а как им пользоваться? Договорились, что те же шефы будут класть сто рублей в месяц, чтоб телефон не был бесполезной игрушкой. Но сто рублей заканчиваются как-то внезапно быстро, я даже не понимаю, куда они деваются. Так что денег на телефоне у меня совсем чуть-чуть, не до звонков.
И я пишу эсэмэску. Я пишу, что была очень занята и не смогла поговорить. Что у меня все хорошо. Что я очень рада звонку.
Ответ прилетает тут же.
И мы разговариваем до вечера.
Через несколько дней мы уже обмениваемся эсэмэсками раз в час. Тете Лиде интересно все, что я делаю. Я пишу, что пошла на обед, потом, что на обед были щи и что я их не люблю, потом, что я сажусь делать уроки, потом, что у меня не получается задачка, потом пишу условия задачки.
Задача тупая. Про какие-то гектары и посадку картошки.
Я знаю, как растет картошка, я и сажала ее в детстве, и окучивала, и копала. Только дело это скучное, а задачки про посадку картошки скучнее самой посадки в тысячу раз.
Но представляете, тетя Лида объяснила мне, как решать задачу! Вот так эсэмэсками и объяснила.
Вся моя жизнь теперь — с телефоном в руках. Я не оставляю его ни на секунду, боюсь пропустить сообщение из Москвы.
И на резкий звонок радостно вскидываюсь! Тетя Лида!
Но звонок не от нее.
Это Ляля-фотограф.
— Девочка моя, отчего ты не звонишь и не пишешь мне писем? — говорит она ласковым и обиженным голосом.
Я что-то мямлю в ответ. Правда, я не звонила Ляле уже неделю. Обычно я звоню и сбрасываю звонок, а она перезванивает. И рассказывает о своей работе, о том, какая у них погода, потом расспрашивает, выучила ли я стихи.
Да, Ляля-фотограф прислала мне в письме список стихов, «которые должен знать наизусть каждый культурный человек». И велела учить их. Это страшная муть. Лермонтов, Некрасов, Тютчев. Я вообще-то люблю стихи, но не понимаю, зачем их зубрить? Мне кажется, что, когда стихи нравятся, они сами собой запоминаются. А тут я долблю их в свободное время, а потом Ляля требует, чтоб я по телефону ей прочла.
Конечно, я могу прочесть ей по книжке, как будто наизусть говорю. Но не хочется обманывать.
Поэтому я, запинаясь, начинаю вспоминать.
— Молчи, скрывайся и таи… эээээ… мммм…
— И чувства, и мечты свои, — подсказывает мне Ляля.
— Мечты свои… — мямлю я. Дальше я не помню. Но пытаюсь выплыть:
— Пусть в душевной глубине… они… оне… восходят… — окончательно запутавшись, я замолкаю.
— Маргарита, стыдно! Стишок совсем короткий! Я позвоню завтра, выучи, пожалуйста! Договорились, моя девочка?
— Нет, — вдруг мрачно говорю я. — я не успею, я занята. Уроками. И вообще.
Ляля сильно обижается.
— Ну хорошо, — соглашается она наконец. — Пусть через три дня, выучишь? Нельзя быть неучем, надо все время развиваться, развивать свою душу, свой мозг, стараться расти. Вот я всю жизнь чему-то учусь! А ты ленишься учиться. А ведь тебе уже пора думать, кем ты хочешь стать. Ну вот кем?
И тут я неожиданно говорю:
— Время еще есть. Я это с мамой потом решу.
Ляля несколько секунд молчит в трубку, я слышу только ее сопение.
— С какой еще мамой? — ошарашенно спрашивает она.
И я рассказываю, что у меня есть мама. Что она будет. Что она живет под Москвой и что она скоро приедет и заберет меня!
— Через две недели!
Ляля говорит мне сухо:
— Ну что ж. Поздравляю. Это неожиданная новость. Значит, ко мне ты не поедешь жить?
— А когда? — спрашиваю я.
— Ну я же тебе говорила, что у нас пока нет квартиры. Так что через год или два, максимум три года, и…
— А мама Лида заберет меня домой через две недели, — говорю я сердито. — За три года я тут…
… Я тут умру, ждать три года. И все эти три года перезваниваться с Лялей и учить стихи.
Хотя я не очень хорошо считаю, мне неожиданно хочется прикинуть: если ждать Лялю три года, сколько стихов я выучу? И получается, что больше трехсот, если учить один стишок раз в три дня. Толстый том.
Я смотрю на фото, которые прислали мне Ляля и Лида. Ляля красивая и молодая, стоит на фоне цветущего дерева. На ней красная кофта и зеленые штаны шароварами. Крупные бусы на шее. И вся Ляля яркая и праздничная.
Лида в джинсах и белой рубашке сидит на ступеньках крыльца, обняв за плечи своих сыновей. Темноволосые и черноглазые, мальчики напряженно смотрят в объектив одинаковыми серьезными глазами. Лида полная, у нее некрашеные волосы с проседью, небрежно разбросанные по плечам.
Еще я смотрю на Варьку-шиншиллу и на кошку Зю. Мне очень хочется их погладить. Когда-нибудь. Как это — голая кошка? Как это — самый мягкий мех на свете?
Я соображаю, что первый раз сказала про Лиду — мама.
Совсем недавно я ничего не знала про Лиду. А через две недели она обещает приехать и забрать меня к себе. Навсегда.
Весь детдом уже знает про это, все так и говорят: «Когда за тобой мама приедет?»
Скоро. Уже скоро.
Каждый вечер я дожидаюсь последней эсэмэски: «Гошка, спокойной ночи». «Спокойной ночи, тетя Лида», — отвечаю я.
Иногда я лежу и думаю, что мне страшно.
Потому что вся жизнь меняется. Мысли мечутся в моей голове, сталкиваются, настоящая куча-мала. А потом я неожиданно для себя засыпаю.
Глава 7
Воздушные ямы
Все говорят мне: «Наряжайся!»
Не буду. Я напялила на себя спортивные штаны и старую застиранную розовую футболку.
— Дура, — говорит мне Ленка. — Во-первых, тебе вообще не идет розовое. Надень что-нибудь
