- Осторожно, двери закрываются. Следующая станция..., - протрещал в динамике знакомый женский голос проводника.
Далее она пожелала всем доброго пути, еще всяческие непонятные вещи, которые говорила всегда одинаково, почти на каждой встречаемой поездом станции, что не следует курить, сорить в вагонах и тамбурах, соблюдать правила проезда, провоза багажа, и далее, сходную этому, никому совершенно не нужную, неизвестную информацию, каждый раз автоматически и монотонно произнося данные высказывания, вылетающее из уст ее, словно магические заклинания, неведомым способом старавшимся зомбировать или, по меньшей мере, одурманить всех присутствующих здесь людей. Однако в силу некоторой возможной испорченности оных, никто вовсе и не собирался даже исполнять указанные требования или хотя бы всерьез прислушаться к данного рода советам. Для кого только предназначались подобные сведения, ни один из проезжающих толком не знал. Даже малейшего понятия не имелось на этот счет. Состав тронулся и я, устроившись на сидении поудобнее, как только такое можно было себе вообразить, подготавливаясь к дальней дороге, собирался вздремнуть. Поспать мне конечно не дали.
Буквально уже через минуту после отправления случилось довольно странное обстоятельство, абсолютно выходящее за рамки какого-либо здравого смысла или разумного объяснения. Прямо предо мною можно сказать претвориться в жизнь, буквально возник из пустоты совершенно обезумевший от жары грызун, непонятно каким образом вообще появившийся здесь. Возможно, он неведомо как, все-таки смог открыть двери тамбура и проникнуть внутрь. Довольно мрачная картина предстала на обозрение. Густая белая шерсть этого животного выглядела сильно взъерошенной, засохшая грязь свисала с нее большими кусками, что смотрелось довольно отвратительно, хотя, данный факт естественно особо никого не обеспокоил. Длинный хвост существа подергивался в разные стороны, резко ударяясь о стены вагона, то и дело, оставляя повсюду значительные отпечатки, как от металлического троса - некого бикфордова шнура, готового в любую минуту вспыхнуть от напряжения. Вытянутая зубастая морда водила носом, втягивая широкими уродливыми ноздрями воздух, раздуваясь еще больше от видимой бешеной злобы и ненависти ко всему окружающему миру. Шевелящиеся усы казались безжизненными, напоминая данным представленным видом, когда-либо еще встречавшуюся в Городе толстую стальную проволоку. Красные глаза, которые, как чудилось от неожиданности, горели изнутри самым настоящим пламенным огнем, безумно блуждали из стороны в сторону, высматривая подходящую добычу для нападения. Такой их взгляд естественно остановился на мне, находившемуся на данный момент к этому свирепому чудищу ближе всего.
- Держись приятель, сейчас я его подстрелю, - раздался чей-то громкий голос из-за спины, но я уже конечно ничего слышать не мог, полностью поглощенный происходящим действием, готовясь к бешеной атаке разъяренного хищника.
Тут мне пришлось достать с пояса короткий нож, висевший здесь именно для таких непредвиденных обстоятельств. Одновременно другой рукой я постарался выставить вперед перед собой полупустой рюкзак, зажимая тот неким определенным способом, чтобы удар зубов пришелся именно на него. Стрела арбалета, выпущенная откуда-то из глубины вагона, знакомо пропела, рассекая воздух, и, видимо недостаточно разогнавшись, буквально отскочила от головы грызуна в сторону, не причинив тому практически никакого вреда. Он лишь на секунду замер в оцепенении, вероятно, оценивая силу пришедшегося на него удара, осознавая его и оскаливаясь всеми дарованными природой белыми, словно точеный мрамор, острыми зубами, что дало мне еще немного времени на подготовку. Тут уже другая стрела полетела вслед за первой и довольно прочно вонзилась прямо в мясистое тело хищника, все-таки сумев худо-бедно проткнуть его плотную шкуру, однако, к сожалению, таким образом, разозлив еще больше.
Грызун взревел от боли, и весь его гнев обрушился именно в мою сторону, выразившийся, несомненно, в крайне яростном нападении. Зубы существа пронзили рюкзак, чуть не задев и мою поднятую руку в придачу. Он стал таскать мешок, словно куклу из стороны в сторону, мотая головой то вправо, то влево, пытаясь каким-нибудь способом добраться и до меня. В ответ на эдакую неслыханную наглость он заслуженно получил между ребер лезвие специального ножа, изготовленного именно для таких случаев, острого как бритва, с положенным отверстием для стока крови, чтобы нападавший как можно скорее начал терять свои силы. И попал, вероятно, я ему прямо в сердце, так как кровь хлынула ручьем из образовавшейся раны, быстро заливая пол вагона под ним, брызгая летевшими каплями даже на стены. Хватка грызуна слабела с каждой секундой, пока он, наконец, обессилев, не рухнул вниз, совсем не оказывая сопротивления, чуть только подергиваясь в предсмертных конвульсиях.
- Вот ты как управился. Отличная работа. Смотри, какого матерого завалил, - восхитился незнакомый стрелок, подходя ближе и как можно тщательнее осматривая добычу. - А ведь это самка, да еще и брюхатая к тому же, сразу видно - место искала получше, где ощениться. Вместе с нами в Город хотела пройти, точно говорю. Они всегда туда желают попасть любыми возможными способами.
- Да уж, и откуда, только она взялась на мою голову, - медленно опускаясь на скамейку, тяжело дыша от всех ранее произведенных манипуляций, проговорил я, доставая из разодранного рюкзака тряпку, чтобы ею хоть немного убрать с себя налипшую кровь. - Первый случай за все время, пока езжу.
- Да ну? А я постоянно такое встречаю, заскакивают в поезд только так. Тут нужно в оба смотреть, чтобы они тебе чего-нибудь ненароком не отгрызли, - проговорил в ответ незнакомец, протягивая руку для приветствия. - И не такое увидишь, совсем уже обнаглели, сволочи. Неплохо ты ее оприходовал, да не одну, а сразу нескольких, сколько их там могло на свет выродиться? - он рассмеялся, показывая свои белые ровные зубы. - Тоже в Город, за товаром? Куда деваться, если кушать хочется. Правда?
Я развернулся полностью в направлении неизвестного мне человека, и уже вовсю рассматривал того оценивающим пристальным взглядом, прямо сказать, с головы до самых пят. И к величайшему своему удивлению, облик его показался мне довольно знакомым. Ну да, конечно, этот бритый затылок я уже видел где-то и раньше. Его волосы сзади были коротко подстрижены, спереди же напротив, представлялись намного длиннее, выглядев неким небольшим оставленным чубом сверху. Из-за этого, наверное, и смотрелся мужчина относительно молодо, лет так на тридцать пять, не более того, однако казался очень уж небритым и грязным, возможно из-за смуглого, почти черного цвета кожи. Вопреки же всему такому облику на нем красовался, даже несколько определенно был ему к лицу, абсолютно чистенький и свеженький джинсовый костюмчик, довольно приличного вида и состояния. Да и новенькие, будто только что взятые из магазина, коричневые армейские ботинки с массивной передней частью выдавали в нем далеко незаурядную личность. Вряд ли данный факт мог остаться без должного внимания. Говорить же об особенностях характера в явившемся предо мною образе этого человека явно не имело никакого смысла, так как тот помимо прочего всегда сам рассказывал о себе очень много занятного и больше совершенно не по делу.
Узнать его также было не сложно по своеобразно ярким привычкам, постоянно то и дело проявлявшимся в процессе общения: резкие движения рук, некая кажущаяся наигранность при разговоре, ухмылка лица с особенно резко прорисовывавшимися в такой момент чертами восточного типа. Самое выразительное, что несомненно в нем присутствовало, так это - темные, почти черные глаза, чуть узковатые, с характерной натянутой верхней векой, встречающихся у представителей подобных национальностей. Взгляд их выражал какую-то ледяную холодность, остроту и в то же время настороженность ко всему происходящему, какая бывает только у людей, по профессии, либо в силу каких- либо других жизненно-важных обстоятельств часто приходящихся сталкиваться со смертью, тем или иным образом вынужденных убивать своих же собственных соплеменников. Прочувствовав собственным телом этот тяжелый взгляд на себе, взгляд мудрого волка-одиночки, пронзительно впивающийся в тебя и выворачивающий все внутренности наизнанку так, что мурашки бежали по коже, я после, ни с каким другим взглядом перепутать не мог. Мне как-то сразу стало уже немного не по себе.
Данную личность, как я мог тогда полагать, судя по слухам и различным россказням, знали все ближайшие селения и отзывались о ней далеко не с лучшей стороны. В свое время тот, за какую-то неизвестную провинность был изгнан из родного племени и теперь наверняка скитался с одного места на другое, в поисках пропитания, не имея постоянного пристанища. Но человек, как мне виделось со стороны, был вполне здравомыслящим, отнюдь не простым, но довольно-таки дружелюбным по своей натуре. Не знаю, что уж он там натворил у себя на родине, но относился ко всем вполне нормально и с должным уважением. Хотя и присутствовал у него некоторый ярко выраженный недостаток - склонность к умелому патологическому обману, или попросту говоря - вымыслу, выражавшемуся в повествовании событий,
