Всё вокруг кружилось в пыльном вихре. Крошечные песчинки напоминали Плуту звёзды, они лезли ему в глаза, уши, поры, и каждый раз, когда он пытался вздохнуть, лёгкие набивались святящейся пылью.
— Мне… нужно… остановиться, — простонал Плут, разбрасывая руки. Но земля была слишком скользкой, а ветер слишком сильным.
Бездна становилась всё ближе и ближе. Плут продолжал беспомощно кувыркаться, приближаясь к зияющей дыре, у которой даже не было дна.
Битва была проиграна. Плут был с головы до ног покрыт кровавыми царапинами и синяками, голова шла кругом. До обрыва оставалось всего ничего. На какой-то миг ему показалось, что оттуда на него смотрит Хрумхрымс, и не вышитая эмблема, а настоящий, огромный, леденящий кровь монстр.
Да, это был он. Выступивший из пыли торжествующий изверг с блестящими крутыми рогами. Он пришёл к самому Краю позлорадствовать и посмотреть, как Плут Кородёр сгинет на его глазах в глубине бездны.
Плут уже понял: ему конец.
— Плут! Плут!
Плут вздрогнул. Откуда Хрумхрымс знает его имя?
— ПЛУТ!
Всего несколько метров отделяло его от чернеющей бездны. Плут зажмурился и прижал руки к груди. Он был беспомощен, совершенно беспомощен.
Твердь кончилась. Он падал. Падал, и это был конец.
Внезапно что-то крепко обвило его талию, прилепив при этом руки к бокам. Плут разомкнул веки и, к своему удивлению, увидел верёвку! Он болтался над пропастью, а колючий песок сыпался вниз бесконечным каскадом.
В следующий миг кто-то стал тащить его вверх. Плут с силой ударился спиной о холодную скалу. Чьи- то руки схватили его за плечи, вытащили на поверхность и опустили на землю.
Плут поднатужился, стащил с себя верёвку и, пошатываясь, встал на ноги. В ушах стоял звон, сердце билось в груди, как мотылёк. Плут поднял глаза и увидел, что находится в тени огромного утёса, напоминающего по форме рогатое чудовище.
— Хрумхрымс! — прошептал он.
Мимо нёсся шумный поток Губительного Вихря, но утёс надёжно защищал от бури двух юношей. Плута и Ксанта. А именно Ксант сейчас, согнувшись, стоял рядом со спасённым другом и тяжело дышал.
— Благодарение Небесам, что туман перед вихрем рассеялся, — произнёс он, выпрямив спину. — Иначе я бы тебя не увидел. — Ксант помрачнел. — Прости, Плут. Прости, что я убежал.
Плут жестом попросил его замолчать.
— Благодарение Небесам, что ты так хорошо бросаешь лассо, — сказал он. — И этот утёс здесь весьма кстати. — Его голос сошёл на шёпот. Голова снова закружилась, руки и ноги заныли.
— Странно, но я, кажется, знаю это место.
Друзья огляделись по сторонам. Пока они говорили, Губительный Вихрь унялся, пылевые волны улеглись, блестящий песок осел, шум превратился в журчание, ослепительный свет померк.
— Пойдём, — поторопил друга Ксант. — Мы все ещё можем нагнать остальных…
Он смолк и уставился на Плута, который опустился на колени и свесился с края утёса.
Ветер внезапно изменил своё направление и подул с Края, откуда-то раздался перезвон цепей. Плут не был уверен, что знает, где находится. Превозмогая тупую боль, он прополз ещё чуть-чуть вперёд.
Так и есть: в каменную твердь утёса были вбиты огромные круглые кольца; Плут точно знал, что уже их видел. Некоторые кольца были пусты, в других ещё болтались остатки оборванных цепей, а внизу даже гнили, напоминая огромные скелеты, обломки нескольких небесных кораблей, пришвартованных здесь когда-то давно и забытых.
— Я помню это место, Ксант, — хрипло проговорил он. — Пустынное Логово. Целые флоты небесных кораблей становились здесь на якорь в лихую непогоду.
Ксант ничего не ответил.
— Здесь бывал и «Небесный Всадник», — продолжал Плут, задыхаясь. — Ты помнишь «Небесного Всадника»? — обратился он к Ксанту.
Но друг лишь молча таращил на него глаза.
— Это небесный корабль капитана Прутика, — объяснил Плут. — Одного из тех, кто возглавил налёт на Башню Ночи. — Он запнулся. — Ксант! Ксант, что с тобой?
— Просто… просто… — Ксант замялся и ошеломлённо поглядел на Плута. — Ты…
Плут выдохнул. Теперь он и сам всё видел. Он приподнялся и посмотрел на свои руки. Они светились, так же как грудь, ноги, как всё его тело.
— Ксант, — прошептал он. Свечение на глазах становилось всё ярче и ярче. — Что со мной происходит? — Плут снова повалился на землю, судорожно поджав ноги. — Ксант…
Сквозь застилавшую глаза пелену он видел, как встревоженный друг упал на колени, протягивая к нему руки. Свечение становилось всё пронзительней, оно сбивало его с толку, кружило разболевшуюся голову.
— Помоги мне, — прошептал он, распластавшись на земле.
Ксант припал ухом к груди Плута. Сердце стучало еле-еле.
— Прости меня, старина, — прошептал он, поднимая друга на руки. — Это всё моя вина.
Он медленно поплёлся через Краевые Пустоши, придавленный тяжёлой, драгоценной ношей. И каждый новый шаг был мучительней предыдущего.
— Клянусь Землёй и Небом, Плут, — прошептал он, бредя по каменистой равнине. — По моей милости погибло слишком много храбрых Библиотечных Рыцарей. Я не позволю тебе повторить их участь.
Глава шестая. Сумерки
Хамодур Плюнь потёр руки, тонкие и гибкие, как паучьи лапки, и улыбнулся, отчего и без того узкий рот вытянулся в ниточку. Это время суток он особенно любил.
Перед приходом ночной смены в огонь подбросили свежих дров, и высокие дымовые трубы изрыгали густые клубы едкого дыма, окрасившего вечернее небо в пурпурный цвет.
Усталые рабочие разбрелись по ветхим хижинам и завалились спать под несмолкающий стук молотков и грохот коловорота. Всего через несколько часов их разбудил гонг, беспощадно сгоняющий на работу. Слух Хамодура улавливал недовольный ропот ночных бригад, нехотя занимающих свои рабочие места.
Главный Литейщик стоял на галерее Счётного Дома — высокой и прочной деревянной башни в восточном конце великолепного резного дворца. Створчатые окна изнутри и снаружи были покрыты сажей, но даже это не портило красивое строение.
Всюду, куда ни брось взгляд, стояли высокие чёрные печи, напоминающие сверху грозящие персты.
А раскалённые горны как будто смотрели на Хамодура пылающими глазами лесных демонов, отбрасывая на разбросанные поленья причудливые тени. В цехах, как всегда, было шумно и оживлённо, а сейчас, когда на землю опустились сумерки, Хамодур наблюдал за работой с особым удовольствием. С приходом ночной смены кипучая деятельность на Опушке Литейщиков достигала своего апогея, позже она постепенно превратится в привычную какофонию стука, скрежета и свиста.
Главный Литейщик провёл костлявым пальцем по грязному окну и поправил на длинном носу очки в стальной оправе. Как здесь всё изменилось. Когда он — Хамодур Плюнь — впервые пришёл в Дремучие
