ещё триста, а потом ещё триста и ещё триста.
Плюнь прищурился: там, вдали, лежали Дремучие Леса. К северу от них расположена Вольная Пустошь. Главный Литейщик улыбнулся, обнажив маленькие острые зубки.
— Вольная Пустошь, — протянул он. — Так называемый маяк надежды и света. — Он презрительно фыркнул. — И бесконечный источник рабов.
— Так это и есть знаменитый Хемтафт Топорбой? — спрашивал Лоб, пытаясь протиснуться сквозь плотную толпу любопытных гоблинов.
— Какой чудесный у него плащ из перьев шраек! — подхватил его брат Луммель. — Говорят, он лично вырвал каждое перо.
— Замолчите, вы там, — раздался позади сердитый голос. — И так ничего не слышно.
Лоб и Луммель прикусили языки. Близилась урожайная пора, и кто-то должен был представлять семью на Совете Племён. Раньше туда ходили их старшие братья, но все они теперь работали на Опушке Литейщиков. А Лобу и Луммелю очень не хотелось злить здоровенного молотоголового гоблина.
— Простите, добрый господин. — Лоб в знак почтения прикоснулся к колпаку и толкнул в бок брата, чтобы тот последовал его примеру.
Молотоголовый гоблин, однако, не обратил на них никакого внимания.
Лоб и Луммель Гроупы были низкопузыми гоблинами. Их соломенные колпаки и забавные ремни сразу выделяли их из толпы воинственно настроенных собратьев, отчего оба брата чувствовали себя не в своей тарелке.
Толпа, состоящая из гоблинов всех родов, собралась в просторной хижине пучковолосых. Здесь было так тесно, что даже дышали все с трудом. Плоскоголовые и молотоголовые, красноглазые и чешуйчатые, длинноволосые и пучковолосые гоблины, гоблины-всегрызы и гоблины-кусачки — все пришли на Совет.
В центре хижины на высоком помосте восседал в своём цветастом плаще из оперения шраек Хемтафт Топорбой из племени длинноволосых гоблинов. Он смотрел на толпу с высокого резного трона, установленного на груде черепов усопших предков длинноволосых.
Рядом с троном, склонив головы, стояли четыре вождя других гоблинских племён.
Рутрот Кусачий, вождь клыкастых гоблинов, первым поднял глаза. Он возглавлял одно из наиболее многочисленных гоблинских племён и, несмотря на лживую улыбку, выглядел весьма строптивым.
Рядом с ним стояла Литтаг, глава племени плоскоголовых и молотоголовых гоблинов, внучка генерала Титтага. Несмотря на молодой возраст, гоблинша могла похвастаться многочисленными шрамами, говорящими о бурном боевом прошлом. Как-никак, Литтаг возглавляла самое воинственное гоблиново племя.
Подле неё маячил сгорбленный вождь длинноухих гоблинов Мигмяу Серый, столь же мудрый, сколь и древний. Длинноухие были самым безобидным и, может быть, именно поэтому самым многочисленным племенем, а потому роль старика Мигмяу нельзя было недооценивать.
Так же как нельзя было отрицать значимость Бабки Сладкоежки Второй. На Совете она представляла сразу четыре племени — гоблинов-сиропщиков, гоблинов-науконогов, древесных гоблинов и крох-гоблинов. Эти племена слыли замечательными кулинарами. Пять подбородков Бабки Сладкоежки Второй всколыхнулись подобно волнам, когда она подняла голову и хладнокровно встретила взгляд Хемтафта.
Топорбой взмахнул волосатой рукой. На Совете Племён его слово было законом. Но всё же он понимал, что зыбкий мир между племенами нарушить никак нельзя, иначе они вновь затеют распри и войны. А это очень и очень нежелательно.
— Я всё понимаю, — проговорил он, и толпа притихла, ловя каждое слово. — Вы, длинноухие, заплатили высокую цену, отдав своих лучших представителей в рабство на Опушку Литейщиков. Но, с другой стороны, как бы ещё мы получили все эти пики, котлы, плуги и прочую утварь, без которой никак не прожить.
— Скажи только слово, и мои молотоголовые братья сровняют Опушку Литейщиков с землёй. Вот так! — Литтаг стукнула кулаком по ладони.
Хемтафт укоризненно покачал головой.
— Ох, Литтаг, Литтаг. Сколько раз мне ещё объяснять? — завёл он старую песню. — Напа дать на Опушку Литейщиков слишком рискованно. Хамодур Плюнь скорее умрёт, чем откроет нам секрет чудесного литья. И что нам тогда делать? Мы останемся один на один с механизмами, которыми не умеем управлять. Нет, если мы хотим и дальше процветать, нужно платить дань.
Кости предков, украшавшие деревянные балки, забренчали на ветру.
— Но почему дань должны платить только мы — длинноухие? — проскрежетал старый Мигмяу Серый, поднимая белые, как молоко, глаза.
— Потому что вас больше всех, — равнодушно пожал плечами Рутрот Кусачий.
— …И потом, ни один молотоголовый или плоскоголовый гоблин не станет топить печь! — чванливо ответила Литтаг. — Мы же воины!
Плоскоголовые и молотоголовые гоблины, стоявшие рядом с Лобом и Луммелем, поддержали свою предводительницу одобрительными криками.
— Но так больше не может продолжаться! — прогудела Бабка Сладкоежка Вторая, и все притихли.
— Не может и не будет! — Хемтафт слез с трона и воздел руки к небесам. В своём плаще он как никогда напоминал хищную птицу. — Если мы нападём на Вольную Пустошь и поработим её жителей, то ни один гоблин больше никогда не пойдёт в рабство на Опушку Литейщиков. Нас заменят граждане Рабской Пустоши!
Лоб и Луммель ошеломлённо переглянулись. А толпа зашлась восторженными криками:
— Рабская Пустошь! Рабская Пустошь! Рабская Пустошь!
— Сейчас для нападения самое подходящее время! — оживилась Литтаг. — Шрайки потеряли много бойцов! Нижний Город стёрт с лица земли! Вольная Пустошь ещё никогда не была такой беззащитной! Литейщики дадут нам столько оружия, сколько потребуете, я, и мы устроим грандиозное сражение, быть может, самое грандиозное в истории Края. Никто не сможет устоять перед гоблинами!
Лоб содрогнулся, Луммель прикрыл глаза. Оба отлично помнили, что в рабство их братьев отправила не Вольная Пустошь, а Гоблиново Гнездо. Хемтафт и остальные вожди виновны в их горестях.
— Мы победители! — возопила Литтаг. Её резкий голос прокатился по хижине.
Лобу и Луммелю было неуютно среди беснующейся толпы. Оголтелые крики и искажённые лица пугали братьев. Они всего-то хотели узнать насчёт урожая, но, похоже, всех остальных волновало только одно — война!
Вечерело. Гоблины зажгли факелы и стали расходиться по домам.
— Да здравствует победа! — кричал им вслед Хемтафт. — Да здравствует Рабская Пустошь!
— Ты только погляди на наших милых крошек! Какой отменный аппетит! — восхитилась матрона Пернатый Рог, обращаясь к своей сухопарой спутнице — сестре Неряшке. Почтённые шрайки брели по длинному мосту над широким манежем, в котором располагались ясли.
Завидев их, птенцы встрепенулись, жадно вытянули длинные шеи и разразились голодным криком. Трудно было поверить, что эти верзилы, вымахавшие уже в половину своего взрослого роста, вылупились всего два дня назад.
— Ты, как всегда, права, дорогуша, — ответила сестра Неряшка, одобрительно кивнув пернатой головой. Её холодные глаза блеснули, как лезвие кинжала на солнце. — И ждать нам осталось совсем недолго.
Так за неспешным разговором матроны подошли к затейливому деревянному сооружению со множеством канатов, шестерёнок и соединительных шлангов. Птенцы принялись галдеть ещё громче. Матрона Пернатый Рог навалилась всем телом на рычаг, который под её весом подался и медленно заскользил вниз. В этот миг открылся затвор резервуара и в металлические краны хлынул тёплый поток
