военнопленных. Само собой понятно, что речь шла не о стихийных приветствиях, а текстах, которые были продуманы и точно сформулированы в высших органах и только потом переданы «активу» в лагерях военнопленных, чтобы оттуда послать их в «приветственных письмах» в Национальный комитет.
Я с удивлением отметил, что во всех «приветственных письмах» Национальный комитет назывался
Газета уже была готова к печати, когда меня позвал Гернштадт:
— Сообщите, пожалуйста, в типографию, чтобы не начинали печатать, и попросите последние оттиски, мне нужно внести небольшие изменения, — сказал он, как мне показалось, слишком равнодушным тоном.
Через полчаса я относил исправленные оттиски в типографию. Эти «маленькие изменения» оказались, однако, очень значительными: все указания на Национальный комитет, как на «ядро будущего немецкого правительства» были Гернштадтом вычеркнуты. И пока русский метранпаж и наборщик ругались по поводу предпринятых в последнюю минуту изменений, я раздумывал, какое же событие в конце августа 1943 года могло повлиять на внезапное разжалование Национального комитета.
Это было не единственной странностью в первые недели существования Национального комитета. Во второй половине августа у нас в институте № 99 говорили, что с 1 сентября 1943 года, к четвертой годовщине начала войны, должен быть основан «Союз немецких офицеров» («Bund Deutschеr Offiziere»), прежде всего, из тех офицеров среднего и высшего состава, и даже генералов, которые в июле 1943 года еще не были готовы присоединиться к Национальному комитету и для которых, как мы тогда выражались, «поставленная цель» заходила слишком далеко. К 1 сентября было все уже подготовлено для создания «Союза». Основание «Союза немецких офицеров» было внезапно отложено и о нем перестали говорить. О причинах этого не было дано никаких разъяснений.
10 дней спустя произошел новый поворот и 11–12 сентября спешно был основан «Союз немецких офицеров» под председательством генерала фон Зейдлица.
Сначала я думал, что неожиданная отсрочка продиктована техническими трудностями, но в это же время произошло третье событие, которое меня вконец обескуражило.
Это было в первой половине сентября 1943 года. Я получил от Гернштадта статью под заглавием «Перемирие — требование момента». Перемирие?! Я невольно отшатнулся. Официальный лозунг Национального комитета тогда гласил:
«Свержение Гитлера и отвод немецких войск к границам Рейха».
О перемирии до сих пор не было и речи. С огромным интересом и вниманием прочел я эту статью. Слово «перемирие» попалось в ней два раза и вообще она была написана в необычном тоне. Статья не обращалась в первую очередь к генералам и офицерам — противникам Гитлера, а фактически хотя и косвенно предлагалось перемирие официальным инстанциям гитлеровского правительства. Было ясно, что такая передовица могла быть продиктована только самыми высшими органами Советского Союза. С напряжением я ожидал дальнейшего. Статья, пока что, оставалась неизмененной и уже прошла обе корректуры Гернштадта. Верстка была закончена и ночью должны были начать печатание.
Около 12 часов ночи в типографии неожиданно появился Гернштадт. За несколько минут до начала печатания он взял оттиски первой страницы и, что?то пробормотав насчет «небольших изменений», удалился.
Когда он вернулся, заголовок передовицы был изменен, все намеки о заключении перемирия были сняты Гернштадтом и заменены совершенно другими формулировками.
Всю ночь, пока я вместе с Карлом Мароном заканчивал верстку и ожидал первых готовых экземпляров, я все время думал об этих странных переменах.
Неужели действительно существовала возможность перемирия с фашистской Германией? Эти мысли я отбросил тогда, как слишком фантастичные. И только много лет спустя мне стало известно, что в первой половине сентября 1943 года в Стокгольме велись переговоры о перемирии между фашистской Германией и Советским Союзом.
По утверждению фон Клейста в его книге «Между Гитлером и Сталиным», которое мне кажется совершенно правдоподобным, авторитетные руководители Советского Союза питали тогда большое недоверие к своим западным союзникам и не отвергали возможности заключения сепаратного мира с фашистской Германией. Тщательно подготовленные связи, как пишет фон Клейст, были неожиданно оборваны по приказу Гитлера.
Этот подготовлявшийся контакт, который должен был состояться в первой половине сентября 1943 года в Стокгольме, и повлиял, вероятно, на политическую линию Национального комитета. Вполне понятно, что при такой ситуации Национальный комитет не мог быть представлен как ядро будущего правительства Германии. Поэтому?то, очевидно, и все указания в этом направлении должны были быть вычеркнуты. Отсрочка основания «Союза немецких офицеров» стояла, по–видимому, также в связи с этими событиями.
Подготовленная Гернштадтом статья в газету «Свободная Германия» должна была, очевидно, еще больше укрепить и подчеркнуть предложенное Советским Союзом перемирие. Вероятно сразу же после срыва переговоров было сообщено Гернштадту, чтобы он изменил свою статью. Вероятно даже, что Гернштадт, принадлежавший к числу немногих эмигрантов, поддерживавших связь с высшими советскими инстанциями, знал об этих прощупываниях возможности мира, если не все, то хотя бы часть.
Оттиск первоначального текста статьи Гернштадт взял с собой. Так и исчез этот единственный печатный документ о попытке со стороны СССР осенью 1943 года в Стокгольме войти в контакт с фашистской Германией для заключения перемирия, что известно сегодня только по мемуарам.
Оглядываясь на прошлое, я вижу, что наибольшее значение Национальный комитет имел, пожалуй, в первые месяцы его существования, примерно до конференции в Тегеране в конце ноября 1943 года. Основание «Союза немецких офицеров» 11–12 сентября 1943 года приблизило к идее Национального комитета целый ряд генералов и высших офицеров. «Союз немецких офицеров», по меньшей мере в первые месяцы его деятельности, никак нельзя было назвать придатком Национального комитета, наоборот, он пользовался некоторой самостоятельностью и управлялся собственным Центральным комитетом. В отличие от Национального комитета «Свободная Германия», который по замыслу должен был стать во главе целого движения, в «Союз офицеров» мог просто записаться каждый офицер.
14 сентября 1943 года на общем собрании была согласована деятельность Национального комитета и «Союза немецких офицеров». Президиум Национального комитета был пополнен отдельными руководителями из «Союза немецких офицеров»: президент «Союза немецких офицеров» генерал Вальтер фон Зейдлиц и генерал–лейтенант Эдлер фон Даниельс стали вице–президентами Национального комитета. Генерал–майор д–р Корфес, генерал–майор Мартин Латман, полковники Луитпольд Штейдле и ван Ховен вошли в Национальный комитет, как представители «Союза немецких офицеров». Таким образом, Национальный комитет насчитывал тогда уже свыше 50 членов.
В связи со вступлением бывших немецких генералов в Национальный комитет, возросла численность членов комитета и увеличилось его значение. А судя по частым посещениям Эрне Гере, чувствовалась заинтересованность в нем со стороны советского правительства.
На возрастающее значение Национального комитета указывало также и число приветственных писем от союзников и нейтральных государств.
В первые месяцы чувствовалась большая разница между пропагандой Национального комитета и «Союза немецких офицеров», с одной стороны, и пропагандой 7–го отдела Главного политуправления Красной армии, с другой.
В то время как 7–й отдел в своей пропаганде призывал немецких солдат и офицеров к прекращению военных действий, ничего подобного Национальный комитет не делал, наоборот: главной мыслью Национального комитета было тогда свержение Гитлера и организация отвода немецких войск к немецким границам, чтобы иметь выгодную исходную точку для заключения мира с союзниками.
С 28 ноября по 1 декабря 1943 года в Тегеране состоялась конференция «Трех великих», которая
