— Ба![20] — сказал старший и боевики точно так же, организованно и быстро погрузились в машины. Маленький караван направился вниз.
Их связной — связной генерала — ждал их у бараков, нищих жилищ на окраине города, которые негус приказало построить для самых обездоленных своих подданных — бесплатно. [21] Обычно здесь бывало шумно, всю горели костры, раздавались крики — то наслаждения, то боли, то ужаса — но сейчас все было тихо. Связной был полицейским, настоящим, он приехал сюда на полицейской машине — а все те, кто жил здесь знали, как опасно связываться с полицейскими. Поэтому — вся местная беднота-блатота попряталась по норам, лишь омерзительно пахло мочой, навозом да едва слышно дышали, возились в темноте животные.
Луч света осветил связного, его пикап, точнее не пикап — а дешевый внедорожник «Ауто Юнион» с мигалкой и громкоговорителем. Связной был в форме, как ему и приказали, и он был напуган. Его лицо блестело в свете фонарей, сам он — того и гляди мог броситься бежать, куда глаза глядят. Африканцы плохо умеют справляться с подобными ситуациями, их очень легко соблазнить деньгами или чем-то там — но они плохо понимают смысл и суть понятия «ответственность» и не готовы ее нести. Этого полицейского — купили за небольшую ежемесячную выплату, что при семье в девятнадцать человек было как нельзя кстати и подсунутую информацию о партии контрабанды, которая помогла ему удостоиться похвалы германского офицера и продвижения по службе — теперь у него было звание, эквивалентное унтер- вахмистру в германской полиции. До сих пор все, что от него требовалось — это закрывать глаза на склады с оружием и нелегальные явки на своей территории. Но теперь — он знал, что люди генерала задумали что-то недоброе и знал, что германцы этого просто так не оставят и обязательно дознаются. Но сделать — ничего не мог.
— Селам — поздоровался по-амхарски командир группы, осматриваясь в поисках опасности.
— Селам нех вей, рас[22] — голос полицейского дрожал, он чуть было не сказал привычное «герр офицер».
— Индемин але?[23]
Не слишком умный, решивший что его и впрямь спрашивают о делах в городе полицейский начал рассказывать просительным тоном, но главный среди бандитов взмахом руки прервал его.
— Бека — презрительно бросил террорист — те рам эд![24]
Паломник услышал это. Звук машин насторожил его — машины были две. Ночью здесь на улицах мало кто бывает, немцы не любят, когда кто-то шастает ночью по городу, немцы любят порядок. Он бы возможно еще успокоил сам себя, если бы была одна машина — но их было две, и они ехали друг за другом. И на скорости, которая слишком маленькая даже для этой, с не самым лучшим покрытием улицы.
А если есть сомнения — сомнений нет!
— Дверь закрыта? — спросил он.
— Конечно, закрыта… — Доронго побледнел.
— У тебя есть оружие?
— О Господи…
— Шевелись, не стой как столб!
Паломник бросился к своим вещам, которые были сложены в углу. Набросил на себя разгрузочный жилет — удобный, он надевался сверху, через голову и застегивался по бокам. Первым делом, как только он вселился в эту комнату — он проверил и зарядил свое оружие, снарядил магазины и вложил их в разгрузочный жилет. Сейчас его предусмотрительность спасала ему жизнь — он схватил в руки автомат, с уже навернутым глушителем, бросился в коридор. За спиной — что-то причитал торговец Доронго…
Два пикапа, вслед за полицейской машиной протолкались по каким-то проулках, которые по европейским меркам были настоящими свинарниками, а по африканским — вполне даже чистыми, выехали на Берлинерштрассе, не включая фар. Сначала выехала полицейская машина — на случай, если на улице есть кто-то, кто не должен там быть. Потом — полицейский отсигналил фонарем и на улицу, один за другим выехали и пикапы с боевиками. Они остановились около полицейской машины, так что головной — поравнялся с ней.
— Йет?[25] — в голосе старшего прозвучала угроза.
— Ех дет! На! На![26] — полицейский показал рукой вперед.
Старший среди боевиков посмотрел на тихую, мрачную улицу, на которой лишь редкие желтые прямоугольники окон напоминали о том, что это хоть относительно — но все же цивилизованная страна.
— Дхакак! Дхакак![27]
Замыкающая машина осталась на месте, головная двинулась вслед за пикапом. Это была ошибка…
Как и по всей Африке, кроме разве что просвещенных городов самого ее юга — здесь все крыши были плоскими в отличие от того местах, где Паломник родился, дождь здесь был манной небесной, а не наказанием. По лестнице он поднялся на третий этаж, огляделся — на крышу здания вела еще одна лестница, но не капитальная — а металлическая, грубо сваренная, прикрепленная к тому месту, где в потолке был люк. Можно было ждать всего, чего угодно — он стволом отпихнул в сторону люк, замер — выстрел, граната — может быть все, что угодно. Но ничего этого не было — на крыше не было никого. Паломник выскользнул на крышу, распластался по ней, прислушиваясь, как зверь.
Конечно — они были рядом, они подобрались почти вплотную. Дальше по улице едва слышно, на холостых — работает автомобильный двигатель, примерно на таком же расстоянии по другой стороне улицы — еще один! А это уже — явный признак засады, улица перекрыта с двух сторон. Кто-то есть слева, он оступился и оступился неудачно, так что Паломник это услышал. Он обладал превосходным, тренированным слухом — чтобы развить его, они по несколько дней проводили с черной повязкой на глазах, выполняя различные упражнения, они даже учились так стрелять на звук. Враги были совсем рядом, он мог снять тех, кто в пикапах — но чувствовал, что надо подождать.
Совсем немного…
Он подполз к самому краю крыши — и дождался своего. Кто-то полез через забор, стараясь действовать тихо — но лезть через забор совершенно бесшумно невозможно в принципе. И когда этот человек спрыгнул вниз, протянул руку второму — он услышал шум у самой двери. И понял, что дальше медлить нельзя… пистолет-пулемет выхаркнул двадцать пуль разом, не поперхнувшись — одной длинной очередью. Раздался крик — а он, не медля, выхватил гранату, выдернул чеку и ювелирно точно катнул ее по крыше — ровно так, чтобы она подкатилась к краю крыши и упала вниз, как раз на головы ублюдков, которые собрались ломать дверь. Внизу грохнуло, со вспышкой, со звоном выбитых окон, кто-то открыл огонь по крыше из автомата — он перекатился, чтобы не попасть под случайную пулю, выхватил еще одну гранату и бросил в ту сторону, откуда стреляли, потом — еще одну. Вскочил на ноги — ровно для того, чтобы увидеть, как катится по улице пикап и в сторону дома с улицы летит что-то, напоминающее шаровую молнию. Было поздно — он только успел упасть на крышу, как весь дом под ним — содрогнулся…
Одну из групп — вел человек по имени Гараад Али, бывший капрал итальянских колониальных войск. Это был опытный унтер-офицер, окончивший восьмилетнюю школу, а потом и унтер-офицерские курсы. Когда начался мятеж — у него не было выбора к кому примыкать, потому что он был из племенного объединения хабр-гадир, из того же самого, из которого происходил генерал Айдид. Он понимал, что то, что они подняли мятеж — это плохо, и чего бы они не добились этим — это все равно будет хуже того, что есть у них сейчас. Но остановиться он не мог, и воспротивиться тому, что происходило — тоже не мог, потому что он был африканец, и это была Африка. Если бы он еще был из клана Абгааль, многие члены которого сейчас работали на колониалистов — оккупантов — он бы мог хотя бы уйти. Но так… его племя просто отторгло бы его, никто не стал бы слушать его жалкие оправдания, свой всегда прав, тем более тот, который возвысил племя и дал детям племени еду, его нужно слушать беспрекословно и во всем.
Потом сказали, что все люди хабр-гадир получали долю от наркотиков, это было и так и не так, генерал, конечно же, отчислял от своих доходов значительную часть в общий котел племени, который распределялся по нуждающимся — но дело было не в этом. Дело в том, что в Африке ты сам, как личность,
