всех святых выноси. Так что на них никто не обратил внимания.
— Отойдем…
Они отошли чуть в сторону, иначе толпа снесла бы их. Спрятались у киоска, где продавалась футбольная символика и сувениры.
— Как это произошло? Что случилось?
— Не знаю, синьор. Она не прошла таможню. Просто в какой-то момент подошла к стойке и заказала билет на Алиталию до Каира. Переплатила, но полетела. Ник отправился за ней.
Понятное дело. Все трое постарались пройти таможню быстрее объекта, чтобы не потерять ее в такой вот толчее, как эта. Одного оставили для страховки. И вот результат. Закономерный — им то что было делать? Ломиться обратно через таможню? В участок угодишь и все.
— Что произошло? Она с кем-то контактировала? Ей что-то передали? Был какой-то разговор?
— Ник ничего не успел увидеть. Только передал, что летит за ней.
Чертовщина какая-то…
Граф лихорадочно вспоминал про Каир. Скверное место. Когда то давно — часть британской империи, не самая плохая, Каир считался жемчужиной Нила. В состав Египта тогда входил и Судан. Потом все пошло кувырком. Сначала — восстание Махди Суданского, который взял несколько городов и основал собственное государство. Людей Махди удалось сдержать только благодаря самой последней на тот момент новинке — пулемету Максима. В решающей битве — сорок тысяч полегли под огнем Максимов. Потом — Хасан аль- Банна, исламское возрождение и террор, спонсируемый итальянцами, русскими и германцами — ни тем, ни другим не нужна была Британия на африканском континенте. Чтобы удержать ситуацию — британцы пошли на отчаянный шаг, создав, обучив и вооружив египетскую армию, крупную армейскую группировку из местных. Через несколько лет — они, естественно подняли восстание — а русский, испанский и германский флоты как бы случайно заняли позиции в Заливе Скорби и в районе Гибралтара, отрезав Средиземноморскую группировку от основных сил британского флота. Лишенные возможности силового решения вопроса как в тысяча восемьсот восемьдесят втором году, британцы пошли на компромисс, вернувшись к расширенной автономии образца восемьдесят второго года[63] . На деле — получалась сменяющая одна другую военная диктатура, террор и заговоры исламистов (одного военного диктатора убили на площади), этнические и религиозные чистки. Армия была неспособна вести какую-либо иную войну, кроме войны против собственного народа, каждый диктатор со приспешники воровал как мог ибо понимал, что положение его непрочно и в любой момент — он может быть свергнут. Каир превратился едва ли не в содом двадцать первого века: с туристическими достопримечательностями, громадными гостиницами с бронетранспортерами, дежурящими около них, специальной полицией для туристов, с кнутами, чтобы отгонять попрошаек, борделями всех родов и видов, в которые отцы продавали своих дочерей, а то и сыновей, исламистскими террористами и заговорщиками. И вся эта мерзость — происходила под сенью Юнион-Джека, а в районе Каира, названном Гелиополис (Город Солнца) — сидел британский генерал-губернатор, который только консультировал очередных правителей страны в том, как пользоваться вилкой и ножом на приеме, и почему нельзя вытирать губы и руки о скатерть…
И в этот вертеп полетела эта чертова журналистка, которую ему поручили охранять — им поручили, но ему — отдельно. Еще когда он знакомился с ее личным делом, понял — быть беде. Отчаянная хулиганка…
Несмотря на опасность, граф снова подключил телефон, попытался набрать номер. Бесполезно… видимо, самолет еще не приземлился. В самолетах — связи нет кроме первого класса…
— Дайте фотографию…
У графа фотографии объекта не было, в то время, как у бойцов САС — она была у каждого. Три разные фотографии, на которых была одна и та же женщина, все три сделаны с использованием Фотошопа, чтобы их официальный вид не привлек внимание. Это были те самые фотографии, которые дама обычно дарит воздыхателю в знак того, что его попытки могут иметь успех. На одной — журналистка была изображена сидящей по-турецки на подстриженной, чисто британской зеленой лужайке, на другой — она выходила и машины, небольшого Мини в центре Лондона, на третьей — она каталась на карусели и заразительно смеялась…
— Не стойте тут, как стадо свиней! Купите местные СИМки, сувениры, пожрать. Наймите машину. Здесь, через полчаса…
Графу Сноудону досталась фотография с зеленой лужайкой, с которой он и подбежал к таможеннику, самому дальнему.
— Скузи, синьор… — взволнованным голосом сказал он.
— Си? — таможенник хоть и чертовски устал, 'выгрузив' межконтинентальный двухпалубник, но все же оставался вежливым.
— Ми споза, синьор, ми споза! — граф довольно талантливо играл встревоженного возлюбленного, — ха лашиато!
— Че коза, синьор? — не понял таможенник.
— Моя невеста… повторил граф, — она улетела, понимаете! У нас скоро свадьба, и она улетела и ни о чем меня не предупредила! Посмотрите!
Граф сунул в лицо таможеннику фотографию, тот чуть отстранился.
— Извините, синьор, не припоминаю…
— Она точно прошла здесь понимаете! Мы поругались… о Боже, я знаю, что я виноват, но так же нельзя! Понимаете…
— Я все понимаю, синьор. Сейчас подойдет начальник смены, он вам поможет…
Появившемуся начальнику — граф изложил немного более развернутый вариант той же самой версии. У него была невеста, англичанка, но она хотела приехать к нему сюда, чтобы они поженились. Они встретились, когда он учился в Оксфорде (это объясняло возможный акцент, а кроме того, граф и в самом деле учился какое-то время в Оксфорде), и полюбили друг друга. И ее родители были против брака и ее, но они все равно любят друг друга и будут любить. Он немного опоздал, и она позвонила ему и сказала, что собирается куда-то улететь, причем не сказала куда. А он — чтобы отправлялся к черту. Он не может это пережить, ее нет, и он готов покончить с собой прямо в аэропорту. Граф так и сказал — суицидио. А дежурной таможенной смене — суицид в их смену был совсем не нужен…
Итальянцы были людьми сентиментальными, падкими на всякие истории типа 'Ромео и Джульетта', к этой истории даже самый заскорузлый таможенник не мог не отнестись с сочувствием…
— Успокойтесь, синьор. Может быть, стоит ей позвонить и попробовать поговорить?
— Я звонил! Она сбрасывает, видите!
Таможенник посмотрел на телефон, и в самом деле увидел сброшенные звонки.
— Синьор, я ни о чем вас не прошу! Можно узнать, когда она улетела и каким рейсом? Я пролечу за ней следом, понимаете!
— Но синьор, для этого нужна виза… — опешил таможенник.
— Мне наплевать на визу! Я ее получу, заплачу сколько надо! Только бы узнать, куда она полетела, может быть, мне удастся уговорить ее, понимаете, синьор. Мне только нужно поговорить с ней, я знаю, что она по-прежнему меня любит!
Таможенник сдался.
— Хорошо. Следуйте за мной, синьор…
— О, спасибо…
Граф Сноудон прошел таможню без досмотра, по служебному удостоверению начальника таможенной смены, через зеленый, дипломатический коридор. Начальник смены направился сразу к стойкам главной компании, использующей аэродром как хаб — Алиталии. Во всех нормальных аэропортах мира стойки продаж находились в 'общей зоне' — но во Фьюмиччино они были и в послетаможенной зоне, чтобы пассажиры транзитных рейсов могли купить билет, не проходя таможню.
Им почти сразу повезло…
— Да, синьор, я помню эту женщину… — ответил молодой продавец билетов, посмотрев на фотографию, — это она.
— Куда она вылетела? Каким рейсом? — спросил начальник таможенной смены?
