себе винтовка не слишком точная, поскольку у нее подвижный ствол, мало того еще и глушитель. Отсутствие баллистического калькулятора, баллистических таблиц именно для этого типа пули, напарника, который мог бы сделать, или хотя бы перепроверить расчеты, ветер, взятый на глазок, восходящие потоки воздуха от костров, причем на завершающем участке полета пули. Ну, в общем — вы поняли.
С помощью обычного, купленного на базаре калькулятора карандаша и обрывка бумаги — Паломник сделал расчеты. С сомнением посмотрел на получившийся результат… что-то ему подсказывало, что получилось не очень правдоподобно. Но и проверить расчеты иначе как выстрелом — он не мог.
Колонна германских машин остановилась у казарм президентской гвардии — элитных черных беретов. После коротких переговоров — перекрывший проход танк взревев дизелем сдал назад. Конвой машин проехал в обширный двор военного городка, построенного итальянцами..
— Я должен что-то узнать перед встречей? — спросил Зайдлер.
Фон Осецки пожал плечами.
— Ничего особенного, экселленц. Этот человек довольно цивилизован, он служил в итальянской армии…
— Это говорит не в его пользу… — заметил Зайдлер, вылезая из машины. Про себя он заметил, что надо менять и Фон Осецки. Молодой засранец с мохнатой лапой наверху, он решил, что его продвижение по карьерной лестнице это само собой разумеющееся, а работу делать не надо, работа сделается сама собой. Тот же доктор Ирлмайер мог говорить минут десять про каждого заметного чиновника Эфиопии, он держал под контролем ситуацию в стране и знал все и обо всех. А тут… распоясались…
Хотя… может быть в нем просто говорит ненависть простого парня из низов, вынужденного добиваться всего самой тяжелой и неблагодарной работой к аристократическому засранцу см красивой фамилией, который почему то считает, что весь мир ему должен. Решать дальнейшую судьбу Фон Осецкого будет в любом случае не он, а как любит говаривать доктор Ирлмайер 'в разведывательной работе отбросов не бывает' И в контрразведывательной тоже…
Проверить документы у них не посмели, равно как и обыскать. Это был страх перед белым господином — но в любой стране, заходящейся под контролем настоящей Римской Империи солдат, посмевший не выполнить свои уставные обязанности был бы примерно наказан. В сопровождении нескольких сомалийцев из Гвардии они поднялись на второй этаж, где был рабочий кабинет генерал-полковника Абу Мохаммеда Айдида, фактически правителя страны.
Абу Мохаммед Айдид Зайдлеру понравился. Типично европеоидные черты лица — у его отца, впрочем, были такие же, подтянутая фигура — обычно африканцы, едва поднявшись, начинают жрать в три глотки. И самое главное — умные глаза. Это большая редкость у африканца — умные глаза. Обычно жизнь и племенной совет выносят наверх не самых лучших.
— Салаан! — сказал доктор Зайдлер одно из немногих слов, которые знал на сомалике. Работая в Эфиопии он часто сталкивался с сомалийскими партизанами, боевиками, и запомнил некоторое количество слов на их языке.
— Вы знаете наш язык?
— Я работал с вашим отцом.
Принц встал, протянул руку.
— Назовите свое имя… — сказал принц Абу Мохаммед Айдид, смотря на подозрительного немца. Немцы у него — почему-то вызывали оторопь.
— Мое имя Зайдлер. Можете обращаться ко мне 'доктор Зайдлер' — отрекомендовался немец — ваш отец не говорил обо мне?
— Нет. Вы новый посол?
— Нет, я специальный посланник Кайзера.
Принц испытующе посмотрел на немца.
— Моего отца нет в городе. Но если вы спешите, вы вполне можете вручить верительные грамоты мне.
— У меня нет верительных грамот.
— Тогда зачем вы пришли?
Доктор Зайдлер пригладил волосы. Он начал лысеть, хотя пока это было не очень заметно.
— Помочь вам сохранить власть — если вы, конечно, желаете это сделать.
— Я не понимаю вас.
— Все просто — сказал немец — у нас есть все основания полагать, что ваш отец не вернется из своей поездки живым — и это не обсуждается. Мы не будем помогать ему сохранить свою никчемную жизнь и свою ничтожную власть. Этот человек гнусен, лжив, он привык предавать. Но мы можем помочь вам сохранить власть после смерти вашего отца.
Принц Абу позвонил в колокольчик, вызывая охрану.
— Убирайтесь.
Доктор Зайдлер встал с кресла.
— Можете не трудиться. Подумайте только о том, что вы сами отвергаете протянутую вам руку помощи. Честь имею.
Немец вышел из кабинета. Охранники вопросительно посмотрели на принца.
— Оставьте меня! — нервно сказал принц.
Охранники повиновались…
Оставшись один — принц достал из стола плоский шкалик джина Бифитер, солидно пригубил, чтобы успокоить нервы. В голову — змеей вползала мысль, что он сделал глупость.
Чтобы немного успокоиться — он откинул жалюзи, прижался лбом к холодному из-за кондиционера окну. Он и не подумал задержать или сделать что-то плохое с немцем — немцы никогда не прощали такого, а Эфиопия с ее армией — была совсем рядом.
Немцы вышли к машинам. Время принимать решение.
— Постойте! — он заколотил в стекло — подождите! Вернитесь!
Немцы повернули головы. Один из немцев улыбнулся.
Появление Генералиссимуса на сцене, где равно все было готово к действу — сопровождалось целым рядом ритуалов. Несмотря на то, что генералиссимус давно не верил ни в черта, ни в Бога, только в деньги — он прекрасно понимал, что ритуалы — повивальная бабка могущества. И потому его появление было варварски пышным… видимо, он прочел книги бура по имени Уилбур Смит, рассказывавшего об Африке и воспринял оттуда ритуал появления короля зулусов, изменив его в соответствии со степенью своей испорченности.
Ровно в десять ноль-ноль, когда гости уже довольно сыты, но пьяны в меру — двое здоровенных голых стражников с мечами — откинули полог огромного шатра — и на сцене явился сам генералиссимус. На сей раз он был не в военной форме, положенной ему по званию и не в пошитом на заказ лучшими берлинскими мастерами скромном костюме — он давно в него не влезал. Генералиссимус был в традиционной одежде своего народа — юбке с кожаным поясом на голое тело и короткой тунике. Все это смотрелось настолько омерзительно — что наблюдавший за этим из развалин древнеримского храма человек прошептал ругательство…
Пританцовывая, колыхаясь всеми своими телесами — генералиссимус продвигался вперед. Воины его племени, приглашенные на торжество боевики, выстроили живой коридор, они орали воинственные кличи (Паломник не слышал слов, но это видимо было что-то 'насадим на копье всех белых') и стреляли в воздух из ружей и автоматов. Продвигающаяся следом за властелином прислуга — делала только одно: щедрой рукой сеятеля она зачерпывала монеты из больших тазов и кидала их по сторонам, в толпу. В темноте — копошились люди, за монеты шла форменная драка, воинов толкали в спины — и просто чудо, как это все не перерастало во всеобщую свалку…
Наконец, генералиссимус вышел в освещенный круг. Он что-то проорал и хлопая ладошами, стал танцевать. Ему кто-то кинул копье, он подхватил его и стал им размахивать и потрясать, не прекращая свой танец. Габариты вождя нации не позволяли сделать сколь либо осмысленные танцевальные па — и весь
