Марсия Паренти, репортер, Корьере дела Серра. Убита двадцать восьмого ноября девяносто второго года.
Альберт Кабрал, служащий квестуры, спецотдел по борьбе с похищениями людей. Погиб при невыясненных обстоятельствах четырнадцатого сентября девяносто второго года.
Массимо Николетти. Генерал карабинеров, возглавлял карабинеров Рима. Убит двадцать пятого мая две тысячи шестого года.
Все ключевые фигуры досье, которые могли дать ей информацию по делу, которым она интересовалась — погибли, пропали без вести, убиты…
Крис заметила только одно — Николетти, главная фигура расследования — погиб многим позже других. Вероятно, это что-то значило, но что — она не представляла.
Сунув распечатки в папку, которую она носила вместе с сумочкой, чтобы не мять документы, погруженная в невеселые раздумья, Крис спустилась вниз. Она чувствовала, что вязнет и вязнет капитально в своем расследовании и в этой стране.
Вертушка выпустила ее на волю. Солнце стояло в зените.
И ее Чиквиченто — на месте не было…
Она сначала даже не поверила своим глазам. Потом растерянно огляделась по сторонам, думая, что ее таксиста согнала с места полиция.
Но таксиста так и не было…
Она сделала несколько шагов в одну сторону, потом в другую. Потом — разразилась ругательствами, ругая себя саму, такую дуру, этого гребаного таксиста, который уехал и просто бросил ее, всю эту страну, полную умолчаний, понимающих взглядов и лживых слов, где ничего не делается так, как надо. Она первый раз была в Италии — но уже успела ее возненавидеть, эту страну — капкан, страну — ловушку…
Мерзость какая!
Охранявшие небоскреб вооруженные автоматами карабинеры с любопытством смотрели на нее…
Ее счастье — это был самый центр города, отсюда было недалеко и до вокзала. Надо было просто позвать еще одно такси — но она решила этого не делать. Чисто на эмоциях решила — она не хотела оставлять таксистам этого города ни одного дрянного пенни.
Итак, она решила прогуляться по городу пешком. Тот факт, что ее таксист уехал, не взяв с нее платы — ее не насторожил. Равно как и то, что из стоящего неподалеку такси вылезли два субъекта очень подозрительного вида, патлатые, небритые и развязные и двинулись за ней.
Не увидела она и то, что чуть поодаль — повернулся и пошел той же дорогой еще один человек…
Она шла пешком, по улицам Милана, полным людей: туристов, покупателей, просто зевак, которые в самый разгар рабочего дня отчего-то шляются по улицам. В киоске — она купила туристическую карту Милана, продавец, весьма любезный молодой человек на отличном английском объяснил ей как добраться до вокзала Централе и даже отметил на ее экземпляре карты, где она находится сейчас — чтобы не заблудиться. По улице ехали, то ускоряясь в пол, то резко замедляясь машины, было шумно и как-то весело. Совершенно непостижимая для холодной Великобритании атмосфера, там даже по праздникам так не бывает…
В Милане — нет магазинов, которые во всех других странах называют стоковыми, то есть продающими вышедшую из моды, но все еще доброкачественную одежду. В Милане все устроено по- другому. Есть улочки, на которые каждый день приезжают фургоны, перекрывают эти улочки, на самодельных прилавках раскладывают товар, прямо на ящиках, на листах бумаги, вешают на дверцах фургонов. Товаром является одежда, обувь, парфюмерия, дамские сумочки. Все продается по цене, которую в других странах не восприняли бы всерьез: дамский костюм марки первой величины типа Max Mara, причем оригинальный, сшитый на юге Италии — можно купить примерно за пятьдесят рейхсмарок — это как минимум в двадцать раз ниже его цены в Берлине. Кроме того — здесь потрясающе богатый выбор товаров мелких ремесленников, которых на подиумах нет и не будет — настоящий эксклюзив за смешные деньги. Такая ситуация делает выгодными поездки в Милан на шопинг, чем и занимаются модницы со всей Европы. Экономия на приобретении вещей окупает билет на трансъевропейский экспресс — тем более что берлинский скорый прибывает на вокзал Милана в семь часов утра и в четырнадцать отправляется: семи часов вполне достаточно, чтобы в бешеном темпе прошвырнуться по развалам и набить несколько сумок покупками. Во время работы — эти развалы превращаются в настоящую многоголосую толчею, здесь ругаются, торгуются, доказывают что-то друг другу на всех европейских языках. Аналогом миланских развалов можно считать лишь базары в Константинополе и Бейруте — там примерно то же самое, с поправкой на восточную специфику…
— Аморе! Аморе!
Громкий, достаточно визгливый женский голос, кто-то схватил ее под руку. Крис повернулась…
— Аморе, вам непременно надо это посмотреть.
— Что? — спросила Крис? В ее стране было не принято вот так вот приставать к людям на улице, пусть даже и к потенциальным покупателям. Такую дамочку — непременно ждали бы штраф и беседа в полиции…
Цыганка. Как и все цыганки — полноватая, волосатая, разбитная. Удивительно — но на итальянку совершенно не похожа, притом что у цыганок такие же черные вьющиеся волосы и яркие, черные глаза. Настоящая цыганка с золотом на пальцах, на шее, в ушах — возможно даже настоящим, не фальшивкой.
— Как тебя зовут, милочка?
— Кристина, — чуть растерянно ответила Кристина.
— Какое красивое имя… — запричитала женщина, — ты такая молодая… тебе сколько лет?
— Двадцать семь…
— Моей дочке двадцать шесть, такая шебутная, прости Господи… Надо постоянно ее контролировать, не то убежит и вернется потом потолстевшей… на девять месяцев. А парень у тебя есть?
— Ну… есть.
Крис и сама не поняла, почему пошла за этой женщиной. Точнее — почему позволила ей увлечь себя в глубину рядов, в фургону…
— Смотри, какая красота… — цыганка показала на развал яркий коробочек на импровизированной витрине — совсем недорого, не думай, милочка. Тебе и вовсе отдам почти бесплатно. Такой красивой девушке это нужно, не то твой парень будет тебе изменять. Скажи, милочка, он тебе уже изменял?
Крис пожала плечами.
— Не знаю…
— Мужчина ни в чем нельзя доверять, милочка. Совершенно ни в чем, мой, например, лежит сейчас на диване дома, когда я торгую. Сволочь, корми еще его. Никогда не позволяй мужчинам садиться себе на шею[79]. Милочка, у тебя руки такие холодные…
Крис даже не поняла, что произошло. Кто-то болезненно взвыл за ее спиной — и как сирена завизжала цыганка. Кто-то схватил ее за руку и рванул изо всех сил — она едва не упала, хорошо, что ноги были в кроссовках, а не в туфлях на шпильке. Она последовала за ним, краем глаз увидев корчащегося на земле от боли патлатого молодого человека в черной кожаной куртке, похожего на хиппи.
Еще один — поджидал их на улице. Молодой, среднего роста, тоже патлатый. Он попытался что-то сделать… она даже не поняла, что именно — но человек, который тащил ее, сделал какое-то движение — и преградивший им путь хиппи полетел на землю, по пути снеся витрину с товаром. Теперь уже — заорали торговцы, покупатели, осыпая их проклятьями.
— Бежим!
Они выскочили на улицу и побежали… она не знала куда, но ее спаситель, похоже, знал…
— Грацие, синьорина.
— Нон пер квесто, синьор…
Принесшая заказ молодая девушка, скорее даже не подрабатывающая студентка, а дочь хозяина кафе — бросила лукавый взгляд на ее спасителя и убежала на кухню за следующим заказом…
Ее спаситель — достал из кармана довольно большую серебряную фляжку, обтянутую черной кожей,
