— Ты начал интересоваться политикой?
— Конечно. Ведь это так важно.
— Нет. По крайней мере, не для нас. Завтра те же самые воры, сводники и заимодавцы будут, как обычно, обделывать делишки на Северной окраине, вне зависимости от того, кто выиграет твои драгоценные выборы. Рэкет и убийства никуда не денутся. Северная окраина — помойная яма Хейвена, куда попадает все отребье, потому что здесь дно и тонуть дальше некуда. Сколько бы Совет ни проводил свои выборы, ему все равно понадобимся мы, чтобы убирать грязь.
Хок взглянул на Изабель.
— Что с тобой, дорогая?
Фишер пожала плечами и быстро проговорила:
— Просто день тяжелый, вот и все.
— Изабель…
— Забудь об этом, Хок. — Фишер внезапно улыбнулась. — Я думаю, мы не останемся без работы, пока существует Северная окраина.
Хок и Фишер свернули в переулок Мучеников и направились к Приморскому бульвару. Торговые ряды исчезли, сменившись элегантными магазинами с портиками над дверями и причудливыми завитушками вокруг окон. Здешние покупатели принадлежали к элите. Именно элита «открыла» Приморский бульвар и ввела моду на прогулки в трущобах. На Северной окраине можно найти товары, соблазнявшие даже самых пресыщенных, а джентльмены могли без ущерба для своей репутации намекать на участие в неких тайных сделках, наблюдая при этом, как дамы мило краснеют в предчувствии скандала. Конечно, джентльмены не появлялись на Северной окраине в одиночку: вся городская элита содержала телохранителей; кроме того, они никогда не оставались там после наступления темноты.
Но в дневные часы бульвар становился общепризнанным местом встреч хейвенской элиты, ингушей приключений, и поэтому притягивал паразитов и нахлебников всех видов. Сплетники распространяли здесь последние слухи, а ратные проходимцы, специализирующиеся на щекотливых поручениях, степенно прогуливались но бульвару, разглядывая благородных господ точно так же, как акула наблюдает и приходящим мимо косяком рыбы. Хок и Фишер шали большинство из них в лицо, но ничего не предпринимали. Если находятся глупцы, выбрасывающие большие деньги на безумные затеи, то это их дело, и Стража тут ни при чем. Хоку и Фишер приходилось только присматривать за порядком и следить, чтобы никто не нарушал закон.
В свою очередь элита не замечала Стражей. Аристократы считали, что Стража должна знать свое место. Но Хок и Фишер думали и поступали иначе. Они открыто смеялись над членами избранного общества, чем снискали себе немалый авторитет.
Солнце ярко освещало бульвар, и элита буквально расцветала под его лучами. Молодежь, одетая в цвета политических партий, расхватывала последние выпуски газет, содержащие разнообразные сведения о кандидатах и сплетни об их интимной жизни. Вдоль бульвара, следуя за великолепным и ярким знаменем консерваторов, двигался оркестр мальчиков—флейтистов и барабанщиков.
Хок остановился, чтобы послушать музыку, но Изабель скоро заскучала, и, оставив шумный бульвар, они зашагали мимо элегантных и хорошо охраняемых зданий Чипсайда, где всем заправляли низшие купеческие гильдии. Этот район на Северной окраине привлек их дешевыми ценами на землю, и они постепенно застроили Чипсайд на свой манер.
Улицы в этом районе были сравнительно чистыми, а прохожие — прилично одетыми. Дома, стоявшие в глубине дворов, окружали высокие каменные стены и железные решетки. Обычно тут было тихо, даже пустынно, но сегодня и купцов охватила предвыборная лихорадка. Всюду виднелись плакаты. Уличные певцы и ораторы популярно объясняли, как излечить все болезни Хейвена, не поднимая налог на собственность.
Внезапно раздался гулкий звон гонга. Он вскоре затих, и его сменил слышный только им двоим сухой, резкий голос колдуна из штаба:
«Капитаны Хок и Фишер, вы должны немедленно направиться к Джеймсу Адаманту, кандидату от партии Реформ, в его штаб—квартиру на Рыночной улице. Вы назначены телохранителями Адаманта на время выборов».
Стражи внутренним зрением увидели карту, на которой было отмечено положение штаб—квартиры Адаманта. Затем карта пропала, как и лишенный тела голос.
— Лучше бы он обходился без этого чертова гонга. У меня от него все нутро звенит, — покачал головой Хок.
— Я бы вообще предпочла не иметь дело с колдунами, — сказала Фишер.
— Такова уж наша работа, девочка.
— Что было плохого в старой системе гонцов? Хок усмехнулся.
— Слишком просто от них спрятаться.
Изабель улыбнулась. Они не спеша двигались по Чипсайду, углубившись в лабиринт пересекающихся улочек. Шэмблз, один из самых старых районов города, давно нуждался в реконструкции, но при составлении бюджета про него постоянно забывали. Он таил в себе даже скрытое очарование, если не обращать внимания на калек и нищих, заполнявших грязные улицы. Шэмблз не входил в число самых бедных районов Северной окраины, но бедность здесь не стеснялась выставлять себя напоказ. Темные фигуры при приближении Хока и Фишер бесшумно исчезали в малозаметных дверях.
— Адамант… — задумчиво произнесла Изабель. — Мне знакомо это имя.
Конечно, — подтвердил Хок. — Восходящая молодая звезда партии Реформ. Он избирается от района Хай—Степс, а его соперник — твердолобый консерватор. Адамант вполне может выиграть. Советник Хардкастл не пользуется особой популярностью. Фишер фыркнула.
— И зачем ему понадобились мы в роли телохранителей?
Хок недовольно проворчал что—то. В последний раз, когда им с Фишер довелось работать телохранителями, они не справились с поручением: Советник Блекстоун и шестеро других важных лиц были убиты. Хок и Фишер в конце концов поймали убийцу, но этого оказалось недостаточно, чтобы спасти репутацию. С тех пор они были на плохом счету у начальства. Правда, Хок и Фишер не обращали на такие мелочи внимания. Другое дело, что им нравился Блекстоун, и они винили себя в ею гибели.
— Ну хорошо, — сказала Фишер наконец. — Ты всегда говорил, что не прочь ознакомиться с выборами поближе, посмотреть, как работает демократия. Судя по всему, у тебя появился шанс
— Вот именно, — отозвался Хок. — Подожди, пока не увидишь Адаманта в деле, Изабель. Он и тебя обратит в свою веру.
— Все это кончится печально, — вздохнула Фишер.
Они шли но улице Нижнего Моста и находились уже недалеко от границ Хай—Степс, когда Хок, обратил внимание на то, как тихо вокруг. На первый взгляд ничего не изменилось. Вдоль улицы тянулись те же самые торговые ряды, слонялся народ, как в любой другой день. Но говор толпы был не громче шепота. Торговцы стояли в дверях лавок, молча ожидая покупателей, вопреки своей привычке громко расхваливать товар. Люди двигались от лавки к лавке с опущенными головами и потупленными взглядами. Никто не возмущался высокими ценами и не пытался торговаться. И, что самое странное и непонятное, — никто не пытался заговорить с другими людьми. Казалось, все они изнурены тяжелой физической работой.
Хок застыл на месте, Фишер становилась рядом.
— Да, — сказала она. — Я тоже заметила. Что за чертовщина? На похоронах и то веселее.
Хок проворчал что—то нечленораздельное, и ею рука беспокойно схватилась за рукоятку топора. Ему явно не нравилось происходящее. Здесь не было ни уличных ораторов, ни певцов; немногие плакаты и флаги уныло развевались на легком ветерке, не привлекая внимания. Не видел здесь Хок фокусников и шпагоглотателей и прочего отребья. Только толпа, тихая и пассивная, неспешно двигалась от лавки к лавке, да пустые окна домов уставились на Хока глазами дебила.
— Что—то здесь случилось, — сказала Фишер — Что—то нехорошее.
— Не думаю, — ответил Хок. — Иначе мы знали бы. Новости быстро распространяются по Хейвену, а плохие новости — еще быстрее.
Фишер пожала плечами.
— Все равно, я чувствую — что—то не так.
