Что делать с нашими детьми? (Выступление на Рождественских Чтениях). Протоиерей Димитрий Смирнов
Давно замечено, и все православные пастыри испытывают на себе эту трудность и с ней сталкиваются: теперь в храмах появилась особая струя приходящих к церкви людей, чаще женщин, конечно, бывают и мужчины, которых приводят в Храм беспокойства, страдания и просто трагедия, которая связана с их детьми. Первый вопрос, который они задают с мольбой и надеждой, звучит так: «Что мне делать с моим сыном?» или «Что мне делать со своей дочерью?». И этот вопрос задается всегда в такой форме, что ответить «Не знаю», — это ввергнуть человека в пучину отчаяния, потому что в храм приходят люди, как в последнюю инстанцию. Что происходит? Почему возникает вновь такая проблема, хотя не одно столетие существуют трудные дети, если обратиться к недалекой истории прошлого века, позапрошлого или в более древние времена. Но такого вопля о том, что делать с трудными детьми из более далеких эпох не слышно, он к нам не доносится. Почему?
Может быть, такой проблемы не было, может быть, она решалась сама собой, каким-то более простым и естественным способом или просто, может быть, о ней никто никогда не говорил?
И вот, размышляя на эту тему, можно высказать такую гипотезу, что не так давно большинство жителей нашей земли жили более естественной жизнью. Т. е. человек, трудясь на земле непосредственно, себя кормил и других и так жило абсолютное большинство: от плодов своего труда.
Сейчас людей, кормящих других, меньшинство, а большинство людей совершенно оторвано от того, чтобы выращивать хлеб, овощи, зерно, скот…
И вот, когда-то жизнь большинства людей земли была связана с тяжелым трудом добывания себе пищи, и 80 % русских людей были крестьянами. Весь этот строй трудной жизни с работой от зари до зари мы назовем естественным. Он приводил к тому, что каждая семья была заинтересована в скором рождении большого количества детей, и дети возрастали и очень быстро включались в общую семейную работу. К этой мысли я пришел, бывая в деревне, наблюдая одну-единственную оставшуюся семью в деревне. Я понял, что так было, наверное, и всегда: и 50 лет, и 100 лет назад, когда деревня была вполне крестьянской и там были сельскохозяйственные работы и к ним привлекалось все подрастающее поколение.
Уже лет с 5 маленькие детки начинают выполнять какие-то простые вещи. Например, напоить мелкий скот или поворошить сено. Крестьянский труд очень разнообразен, он требует больших навыков и большого ума, сообразительности, потом весь инвентарь, конечно, проще, чем электро — или бензино-моторные агрегаты, но, тем не менее, нужно обладать некоторым ремеслом, потому как его нужно чинить, нужно изготовлять сломанные детали. Так что крестьянский труд предполагает, что занятые им должны быть и плотниками, и аграриями, и скотоводами, и кровельщиками, и столярами, и стекольщиками, в общем, начиная от маляра и кончая пекарем. Поэтому этот труд человека очень развивал интеллектуально. И включенность в эту работу с детства. По мере роста ребенка занятость увеличивалась и все более. сложной становилась деятельность и постепенно, когда он вырастал, он попадал в ту же самую среду, которая его воспитала. Он либо отделялся от основной большой у семьи и с помощью обретенных навыков строил себе дом, сам заводил скотину и без всяких специальных образовательных учреждений мог продолжать заниматься сельским хозяйством. Он становился традиционным крестьянином. И единственное, что мешало — это отсутствие достаточного количества пахотной земли. Поэтому возникали проблемы: уехать куда-то кому-то, или тот, кто имел какие-то особые склонности к ремеслу, начинал заниматься кузнечным делом, кто больше тяготел к церковной службе — а в каждом селе был храм — постепенно становился на путь церковного служения, а потом может и священнослужения и, таким образом, возникали традиционные династии и роды. И это естественный строй в жизни.
И дитя было занято и вовлечено в общий труд. Поэтому таких проблем, что ребенку скучно или ему нечем себя занять, не было. И вот все большая и большая урбанизация нашей жизни и не связанность наших трудов с пропитанием приводит человека работать где угодно, лишь бы были деньги. И предполагается, что труд должен быть как можно легче и как можно больше за этот труд получать. И очень еще желательно, но это, к сожалению, не всегда получается, чтобы этот труд был еще и интересен. Но непосредственно с жизнью это не связано, и такая жизнь понуждает родителей, заставляет и отца и мать часто покидать свое дитя и зарабатывать деньги, с помощью которых можно жить.
Раньше ребенок в избе только обедал и спал, а вся остальная жизнь протекала по кругу: двор, поле, луг, лес, река. Современное дитя зажато в квартиру. Стремление детей на улицу вполне естественно чисто биологически. Но пока единственное наше спасение в том, что существуют школы, которые имеют своей задачей тоже заточить дитя в искусственное пространство, в «массовую перенаселенную квартиру». Но в то же время, совершенно понятно, что школа, детский сад, еще какое-то учреждение, семьей воспринимается как некий отстойник, куда помещается дитя, где оно пребывает до того момента, когда родители придут усталые домой и будут отдыхать. И ребенок совершенно не вовлечен в их жизнь. И вот не знаю, прав я или нет, но мне кажется, что психологические причины ухода наших детей из семьи на улицу во всякую мерзость исходят из-за нарушения строя естественной жизни детей. Совершенно понятно, что мы не сможем разрушить города, вернуть всех в сельское хозяйство, начать жить всем около живой земли.
Поэтому всегда Россия вынуждена догонять технический прогресс, и мы постепенно приходим к тому, что нам нужно перенимать тот опыт, противоестественный опыт современной цивилизации, совершенно противоестественный потому, что та жизнь, которую мы ведем, не здоровая — и в смысле питания и в смысле физической нагрузки и так далее. Поэтому, когда рождается современный человек, на него заводят медицинскую карту сразу! Современная цивилизация идет двумя путями. Первый путь — развитие медицины, чтобы человеку было не больно жить и чтобы он смог жить долго. А вторая часть — сократить количество населения. Для этого вводится планирование семьи, планирование только в одну сторону — сокращать, не допускать рождения, а если все-таки ребенок зачат, то его убивать. Как можно больше, чтобы это было безболезненно и чтобы это никаким образом не повлияло на здоровье того, который его убил. И огромные миллиардные средства служат этому. Говорят, у Международной организации планирования семьи, годовой бюджет около 400 миллионов долларов. Сейчас есть Российская организация планирования семьи и ее задача: бюджетные средства получить, т. е. на средства налогоплательщиков убивать детей. Какое это отношение имеет к социальному служению Церкви и воспитанию, и воцерковлению молодежи? Я дерзаю предложить одно из лекарств, потому что члены Церкви, действительно озабочены тем, что делать с нашими детьми и ищут выхода. Наши школы, наши кружки, наши детские театры, наши ежегодные акции празднования Рождества и Пасхи, наши Воскресные школы — это есть некоторое лекарство. Потому что в то время, когда наши дети заняты этим, то занято и то пространство, которое они могли использовать на то, чтобы сжечь кнопки в лифте, исписать подъезд, с кого-нибудь снять куртку, или разбить кому-то стекла, проколоть шину автомобиля. Мы все понимаем пользу этих всех мероприятий, а также занятий спортом. Ребенок — это существо полноценное. И если ребенок еще не умеет выразить свою мысль, и если он не может эти мысли даже сформировать в своем уме — это не значит, что он глуп. Как крестьянин, который, может быть, не сможет так изящно выражать свою мысль, как Иван Сергеевич Тургенев, но который совсем не глупее Ивана Сергеевича Тургенева. И если Иван Сергеевич Тургенев может писать хорошие рассказы или романы, то крестьянин может делать много из того, что не может делать Иван Сергеевич Тургенев. И это требует от него ничуть не меньше ума, просто у него другие навыки в его жизни. И хотя у людей умственного труда — а это известно из аскетики, что ум надмевает — создается такое впечатление, что те, кто не занят преимущественно умственным трудом, то это люди, может быть, и недалекие. Но это большое заблуждение, потому что у людей, которые занимаются ремесленным трудом, такое же отношение к тем, кто занимается умственным трудом. Что это неумехи, не могут гвоздя забить и, вообще, нелюди. Что такое писать стихи? Это просто не серьезно. Ты скажи — кем ты работаешь? Тут существует такая проблема, но это от недоумения, от недостаточной наблюдательности. И тот же Тургенев, я не даром привел его в пример, прекрасно понимал, что крестьянин совсем не более глуп, чем он сам, т. к., конечно, был человек очень широкий, и умный, и образованный.
Так вот, дитя — существо такое же умное, как и мы с вами, и его ум совершенен. Мы наблюдаем в детях, даже иногда в маленьких, удивительные прозрения, которые поражают взрослых: они говорят такими меткими фразами, занимаются таким словотворчеством, которое просто удивительно. Как Чуковского это поражало, он даже книгу написал, какие замечательные бывают перлы словесные. Более того, я наблюдал явления настоящей прозорливости у детей, и бывают у детей пророчества, которые потом, конечно,
