потрепала Джасмин по плечу.
– Расслабься, все пройдет. Помню, какой ты была в ее возрасте. Кошмар.
– Ну, такой я никогда не была.
– Да, ты была толстой.
Джасмин заела это замечание сухой лепешкой, в которой не было ни молока, ни пшеницы, ни вкуса.
Дэниел поскреб шею. Этот его «один разик» обратился в тринадцать. Тринадцать раз за неделю. Он приподнял бровь, дивясь самому себе. Он и не думал, что до сих пор способен на такое. Но до чего же он устал! Устало тело. Устала голова. И врать он тоже устал. Он врал всем – Джасмин, своим студентам, когда, опоздав на занятия, он пробормотал что-то невнятное про транспорт, а на самом деле развлекался с Тиной в своем кабинете. Он заметил, что студенты уже в курсе. Особенно после того, как Тина с всклокоченными волосами скользнула в класс следом за ним. Он врал Карим, друзьям, господи, он даже Тине наврал – сказал, что не смог к ней приехать из-за того, что машина не завелась, а на самом деле остался дома потому, что Джасмин попросила его помочь перевезти из бакалеи двенадцать бараньих туш. За все придется отвечать. И Тина ведет себя так странно, будто не придает серьезного значения тому, что происходит, ничего не требует, просто забавляется, а потом вдруг посмотрит, будто саблей по кадыку хочет полоснуть, но в то же время дает ему увернуться. А потом засмеется, отпрыгнет, вытянет руки, показывая, что в них ничего нет, и это была всего лишь игра и забава. А игра ли это?
Дэниел закрыл глаза. Завтра выходные. Пятница, пять вечера. Он сейчас пойдет домой, поест чего- нибудь вкусненького. Утром из кухни пахло розмарином, Джасмин возилась с бараниной, индейка по праздникам уже надоела. Они откроют бутылочку «Сан-Эмильон», может, возьмут фильм напрокат. И все выходные он ни о чем не будет думать. Можно сходить с Карим в кино. Они часто это делают по выходным. Оставят Джасмин отмокать в горячей ванне, а потом придут домой к ужину. Дэниел улыбнулся. Да, именно так он и сделает. Он поднялся, достал ключи, прибрал бумаги. Но опять пришла она. Заскреблась под дверью. Как кошка. Дэниел затаил дыхание. Царапанье стало настойчивее, теперь уже скребся тигр. Тигр, который почуял кровь и приготовился к прыжку.
Дэниел застыл у стола. Ладно, может, еще раз. Но теперь уже последний.
– Войдите.
Дверь открылась. Сначала появился коричневый бумажный пакет, потом рука, а потом и вся она – в коричневом трикотажном платье в обтяжку. Жестом фокусника Тина вытащила из пакета бутылку шампанского и широко улыбнулась, ожидая восторженного «а-а-ах!».
Дэниел выронил ключи.
Через две секунды она уже сидела на столе – платье задралось до самой шеи, ноги обвились у него вокруг пояса, ее рот выделывал забавные штуки с его губами.
В следующую секунду он уже засопел в ложбинку ее грудей, но вдруг почувствовал боль в колене, упертом в острый край стола. Он с усилием распрямил спину.
– Мне надо идти.
Тина сдвинула колени и легко соскочила со стола.
– Подожди минуточку, – сказала она.
На цыпочках отправившись к ванной, она исчезла за ее дверью. Когда она вернулась, Дэниел уже стоял застегнутый на все пуговицы и молнии и позвякивал ключами. Ее глаза сузились.
– А как насчет шампанского?
– Мне надо идти.
– Почему?
– Ну…
– Потому что она ждет?
– Ну, я не знаю…
– Конечно ждет.
Она отвела взгляд, почесала шею, скрестила руки.
– Наверно, нам стоит об этом поговорить, – сказала она.
– Хорошо, – пробормотал он. Но больше не добавил ни слова. Ждал.
Тина опустила руки, посмотрела на свои ногти.
– Я хочу сказать, я по-другому себе это представляла… – Она снова запнулась.
Дэниел смотрел на ее макушку, зажав в потной руке холодные ключи от машины. Натрахался, подумал он. И даже не натрахался, а прямо затрахался.
– Сегодня просто не мой день, да? – Тина потянулась за бутылкой шампанского. – Ох уж мне эти женатые мужчины, – презрительно выдохнула она. Сунула бутылку под мышку и испарилась.
Дэниел остался стоять посреди комнаты. Он чувствовал вину, облегчение и собачий голод.
Джасмин собственноручно разделала барашка, электрической пилой отпилила его голову и отделила связки. Получилось огромное количество частей: ноги, плечи, филейная часть, седло, грудь и куча костей. Ее любимой частью была шея, до которой она добралась, вырезав филейную и спинную части, удалив нежные ребра и превратив тем самым баранью тушку в вешалку из костей. Требуху она припрятала для начинок. Больше всего на свете Джасмин любила баранью печенку и почки, тушенные в умеренно остром соусе, но убедить Дэниела и Карим в изысканности этого блюда – дело будущего. Сердце она съест, когда останется дома одна. Нафарширует его мякишем белого хлеба, луком и шалфеем, откроет бутылочку хорошего бургундского и прекрасно проведет вечер. Возвышенное блюдо.
Сгребая мусор в помойное ведро, Джасмин переживала, что пересолила чечевицу, которую готовила на гарнир к барашку. Она тушила ее на медленном огне с овощами и свежим розмарином, потом подложила копченых утиных сосисок и бекона и, осторожно помешивая, дотушивала, чтобы чечевица полностью размякла и впитала аромат всех добавок, обратившись в густой маслянистый соус.
Все основано на впитывании, думала Джасмин. В жизни все как в кулинарном деле – чем больше впитываешь окружающий мир и все, что в нем происходит, чем больше поглощаешь его ароматов, тем богаче становишься. С философской точки зрения твой вкус улучшается. Джасмин же проявила неосторожность. В самую последнюю минуту взяла и сыпанула соли от души. Может, она и в жизни так же неосторожна? Может, она не впитывает того, что происходит в ее семье? Кто-то из ее близких, возможно, уже кипит от проблем, а она просто берет и сыпет соли. Вместо того чтобы попробовать и понять, нужно это или нет. Она взглянула на сидящего за столом наевшегося Дэниела. За последнее время он так от нее отдалился. Она ему стала неинтересна, к нему просто не подступишься. Эти студенты его совершенно измотали. Они отбирают у него столько времени, столько сил. Прямо пиявки. А он никогда не скажет «нет». Он прирожденный преподаватель: преданный, неустанный, открытый всему новому.
Карим отправилась наверх переодеваться к очередной вечеринке, оставив на столе нетронутую тарелку. Джасмин убрала ее и поставила на место поднос с приправами. Они остались за столом вдвоем.
– Что ты собираешься делать? – спросила она Дэниела.
Он зевнул так, что чуть не вывихнул челюсть.
– Можно посмотреть кино.
– А можно поговорить.
– Поговорить? – Он взглянул так, будто она предлагала на десерт тушеные крысиные кишки. Он потер глаза. – Джасмин…
– Нет, серьезно, когда мы с тобой в последний раз просто сидели и разговаривали?
Дэниел испытующе посмотрел ей в глаза.
– Ладно, давай.
– Я ухожу.
В дверях кухни стояла Карим, вырядившаяся как завзятый наркоман: драные джинсы, нелепая футболка, глаза разрисованы черными тенями.
– Кто ведет машину? – спросила Джасмин.
– Лиза.
– Удачного тебе вечера и не забудь запереть за собой дверь, когда вернешься. Два раза подряд забывала, – напутствовала Джасмин.
Карим развернулась и, ни слова не говоря, исчезла за дверью. Дэниел, онемев, смотрел ей вслед.
