Томас от неожиданности подскочил на добрый фут и, обойдя комнату раза три, к восторгу Мегги, сказал:
— Хорошо. Ты, возможно, будешь в большей безопасности там, чем здесь. Составь список, и когда все будет готово мы поедем.
— Не хочешь лечь рядом со мной, чтобы как следует все обсудить?
Он поднял глаза. Жена сидела в постели, и на этот раз вместо белоснежной ночной рубашки на ней было надето нечто греховно-прозрачное, цвета персика, облегающее плечи и стаи, так что он мог ясно видеть ее груди.
Плоть его затвердела так, что было больно ходить. К тому времени как он добрался до кровати, эта самая плоть была тверже черенка трубки лорда Киппера.
Томас сделал еще шаг и остановился.
— Нет.
— Что именно?
— Я хочу тебя, Мегги. Стоит тебе взглянуть на меня, и я не в силах этого скрыть.
— Я твоя жена. И тоже хочу тебя. Пожалуйста, Томас, если ты не в силах сказать, что тебя беспокоит, по крайней мере, можешь подойти сюда и взять меня.
Его затрясло, как и ознобе.
— Ты пытаешься совратить меня, — выдохнул он, чувствуя, что дрожь не унимается.
— Конечно, — улыбнулась Мегги. — Если не собираешься поговорить со мной начистоту тогда будем молча наслаждаться друг другом.
Она зачесала назад волосы, волнистые, падающие на спину и правое плечо, обрамлявшие правую грудь. Ах эти волосы и соблазнительная рубашка, которая вот-вот сползет с округлого плечика.
Томас едва не поперхнулся.
— Если у мужчины не осталось гордости значит, он нищ.
— Гордости? О чем ты?
И тут ревность и ярость, так долго разъедавшие душу, терзавшие мозг вырвались наружу и он почти завопил ей в лицо:
— Джереми! Твой проклятый почти кузен! Если еще не сообразила, я именно об этом!
Она молча смотрела на него.
— Ты предала меня в сердце своем, Мегги. Вышла замуж, зная, что любишь ублюдка и что эта любовь жива и сейчас, хотя он женат и скоро станет отцом. Ты вышла за меня, потому что не могла получить его, и поэтому тебе было все равно. Я знал, что ты не питаешь ко мне пылких чувств, но думал, что сумею это изменить. Но на тебя ничто не действует, верно? Ты по-прежнему будешь стоять на своем. Я был дураком, готовым предложить тебе весь мир. Ты хоть на минуту задумалась, Мегги? Чувствовала себя хоть чуточку виноватой, когда согласилась выйти за меня? Ты сильно упала в моих глазах, Мегги, очень сильно.
Глава 29
— Я любила его с тринадцати лет, — глухим, невыразительным тоном выговорила Мегги, очевидно, смирившись с неизбежным.
— Почему же вышла за меня, черт побери, если любила другого?
— К тебе я питала самые теплые чувства, Томас. Ты мне нравился. С тобой было весело, более того, я тоже заставляла тебя смеяться. Я высоко тебя ценила, уважала, восхищалась и знала, что человек ты порядочный и благородный. Поэтому и хотела стать твоей женой.
— Ты любила другого, — повторил он. Мегги медленно наклонила голову.
— Но ты тоже не любил меня?
— Откуда ты знаешь? — вспылил Томас, рассекая воздух ребром ладони. — Впрочем, какая разница?! Считаешь, что это тебя оправдывает? Позволь объяснить, Мегги: в сердце я не таил любви к другой, хотя все это поэтическая чушь, но так принято выражаться. Мало того, я не обманывал тебя, когда делал предложение.
Сердце Мегги гулко забилось. Во рту мгновенно пересохло.
— Можно спросить, откуда ты узнал о Джереми?
— Разумеется, и я охотно отвечу. Мы были женаты около часа, когда я подслушал твой разговор с отцом. Ты расписывала, как благороден Джереми, как ты обожаешь его и любила бы вечно, не повстречай он Шарлотту.
Мегги зажмурилась, вспоминая каждое слово, признания, причинившие столько боли и жестоко ранившие мужа.
— Ты все знал. Мне очень жаль, Томас. Видишь ли, мой отец так волновался за меня и тебя тоже. Он не хотел, чтобы мы были несчастливы. Когда он спросил, я рассказала о том, как Джереми признался, что разыграл спектакль. Что он не настолько самодоволен и отвратителен и просто притворялся, чтобы помочь мне преодолеть чувства к нему. Объяснил, что не хочет терпеть мою неприязнь, тем более что я вышла замуж и пора забыть прошлое.
Томаса подмывало завопить от отчаяния, так громко, чтобы свалилась с неба луна, ярко сиявшая на безоблачном небе. Он не замечал, что воздух, напоенный цветочными ароматами, чист и свеж, что погода сегодня на редкость хороша. Но что ему до погоды? Удар, нанесенный предательством жены, был так силен, что все остальное просто не имело значения.
— Да, черт возьми, но ты не преодолела своих чувств к ублюдку! Просто вышла замуж, поскольку не хотела упустить выгодного мужа.
— Это не так. Но ты прав, чувства действительно остались.
— А он был женат и не хотел тебя?
— Когда я снова встретила его после пятилетнего перерыва, он был помолвлен, о чем я не знала, пока не стало слишком поздно.
— Ясно. А если Джереми вдруг войдет в дверь и скажет, что хочет тебя, ты уйдешь с ним?
— Нет.
— Потому что ты чертова дочь викария.
— Потому что я никогда не нарушаю клятв.
Томас привычным жестом взъерошил волосы. Мегги улыбнулась.
— Значит, мне обманом подсунули жену, которая любит другого, — выпалил он, немедленно и горько пожалев о своих словах, прозвучавших безжалостно, жестоко, холодно, словно в крышку гроба вбили несколько гвоздей.
— Послушай, Томас, я глубоко тебя уважаю. И мне ужасно приятно, когда ты меня целуешь… когда любишь. Ты дал мне безумное наслаждение, но и я дала тебе не меньшее. Отныне Джереми больше не часть моей жизни. Я твоя жена и стану защищать и почитать тебя, пока не умру.
— Превосходно! — буркнул Томас, принимаясь мерить комнату такими широкими шагами, что халат развевался на ходу. — До чего же умилительно! Благородная жена, успевшая мне изменить. Проклятие!
Пальцы снова запутались в волосах.
— Поэтому ты был так груб со мной в нашу брачную ночь? — внезапно догадалась она. — Думал о Джереми и хотел наказать меня?
— Это не тот поступок, которым можно гордиться, но ты права. Я причинил тебе боль.
Он снова забегал по комнате. Она всем существом ощущала исходивший от него гнев, только сейчас по-настоящему понимая, что сделала с этим человеком.
— Мне очень жаль, Томас.
— Естественно, как же не жаль! Ты так порядочна и чиста и вдруг, оказывается, совершила бесчестный поступок!
— Да, но ты мой муж, Томас. Навеки.
— Ну не прелесть ли?
