XX век - Событие за событием

степени занимательной. К сожалению, его не удалось разыскать, но в конце концов исследователи вышли на след Ричарда Фрира, товарища Деншема во втором из двух его приключений, связанных с Серым Человеком. Фрир заявил, что Деншем уехал с севера еще в 1952-м, и никто о нем с тех пор ничего не слышал. Вот история, записанная Херрисом. Однажды утром в конце мая 1945 года Питер вышел из Авимора и полез на вершину Макдуя, куда и добрался к полудню. Был совершенно ясный день, когда он присел отдохнуть, привалившись спиной к скале, в нескольких ярдах от каирна каменной пирамиды-вешки на самой вершине. Но, как часто случается в Каирнгормах, внезапно пополз туман, дальний вид БенНевиса, которым он только что любовался, заволокло дымкой, и он остался один со своими мыслями в этом странном молчаливом мире туманных видений. Он не раз слышал байки о Сером Человеке, но считал их россказнями, причудами человеческого воображения. И даже презирал тех скалолазов, что, поддавшись глупому страху, вдруг бросались к Ларчерскому Утесу и неслись навстречу погибели. Сейчас, прекрасно различая какие-то странные звуки радом, он приписывал их внутренним скальным процессам. И поэтому, пожевывая сандвич, стал рассеянно ждать, когда же рассеется туман. 'Принявшись за шоколад, я внезапно ощутил что-то такое, совсем близко ~ подобные ощущения часто возникают в горах. Зная, что в этом нет ничего сверхъестественного, я не обратил на все это внимания. Но спустя какое-то время мне показалось, что нечто холодное коснулось моего затылка. Я набросил на голову капюшон 'анорака', решив, что это обычный холод, - ведь воздух стал влажным. Но давление на затылке продолжало ощущаться. Тогда я встал и тут услышал хруст, донесшийся слева от меня, от каирна. Я направился туда, намереваясь узнать, в чем тут дело. Приблизившись к каирну, почему-то вспомнил неожиданно о Сером Человеке и его шагах. Подобное приключение мне показалось весьма забавным, и до тех пор, пока до источника звуков оставалось несколько футов, никакого страха я не испытывал. И вдруг меня охватила тревога, уже через секунду единственным моим желанием было убраться как можно быстрее с горы. Я обнаружил, что бегу с невероятной скоростью, а потом осознал, что несусь как раз в направлении к Ларчерскому Утесу. Я попытался остановиться, но это оказалось неожиданно сложно. Как будто что-то подталкивало меня вперед. Наконец мне удалось както свернуть, и я устремился в направлении ЛайригеГру и Койре-анЛохайн. Я пробежал по хребту весь путь до моста Аут Мор, затем миновал Гленмор и, лишь оказавшись на другой стороне озера, остановился'. Другой случай произошел тоже во время войны: вместе с Ричардом Фриром Деншем разыскивал самолет, который, как сообщили, упал в Брериа. Несколько раз безрезультатно облазив плато, они решили, что в рапорте что-то напутали, и, поручив спасателям продолжать поиски, вдвоем стали подниматься в теснину Лайриге-Гру, а оттуда к плато Бен-Макдуя по Марч-Берн (Мартовскому Ручью). Они добрались до каирна на вершине к четырем часам пополудни и уселись немного поодаль, огладывая гребни гор. 'Через некоторое время я с удивлением обнаружил, что Фрир явно разговаривает само собой. Затем мне показалось, что он обращается к кому-то по другую сторону каирна. Я обошел его вокруг и тут понял, что сам включился в беседу. Это было странное переживание, связанное с расстройством психики. Мы немного поговорили с кем-то невидимым и, кажется, продолжали обращаться к нему еще некоторое время, пока внезапно не осознали, что здесь нет никого, кроме нас двоих. Впоследствии, как ни странно, никто из нас не мог припомнить темы той столь необычной беседы'. Ричард Фрир поделился рассказом о другом, уже целиком Личном переживании в статье зимнего номера 'Открытого Воздуха' за 1948 год. В 1964-м его расспрашивали об этом случае. Тогда он уже десять лет поработал в Каирнгормах, облазил их вдоль и поперек, но никогда ни раньше, ни позже не испытывал ничего подобного. На этот раз его мозг был настроен на восприятие любых метафизических явлений, какие бы ни произошли на высокогорном плато Бен-Мавдуя. Как раз тогда, шагая по проторенной тропе через лес Ротиермурхуса вдоль гребня высоко над ДутБеинн-Мором, мимо рощиц из низкорослых елей, к теснине Лайриге-Гру, он был погружен в размышления о занятных сказках и преданиях, связанных с горами, с вершинами великанами, причудливо взметнувшимися в небо, чьи наклонные _тени сейчас вставали гдето там впереди. Сказки о медленных, размеренных шагах за спиной, о громадных, расплывчатых фигурах и громовых голосах, разносимых эхом по горам, - вот что в тот миг приходило ему на ум. Впрочем, тогда еще склонен он был относиться ко всем этим байкам как трезвомыслящий человек с научным складом ума. Он присел на выступ скалы и стал мрачно глядеть вниз на Ларчерский Утес, туда, где каскады чистейшей воды разбивались меж величественных каменных колонн изваянного природой храма. Внезапно он обнаружил, что садит, уставившись на трещину в скальной стене утеса, и на мгновение в голову полезли столь странные и несвойственные ему мысли, что он быстро вскочил и выбежал на тропинку, намереваясь таким образом вернуть свой разум в нормальное состояние. Но какие-то обрывки мыслей застряли в памяти, и вскоре его охватили глубокая подавленность и чувство полной апатии. Походка его стала неуверенной, он даже подумал: а стоит ли идти дальше? Совершенно точно, что такое настроение навеяло отнюдь не 'мрачно-свинцовое небо', ибо день как раз выдался прекрасный и ни к чему, кроме радостного умиления, не располагал. 'Тусклое уныние, какая-то непонятная жуть опутали меня, как сетью, и виной тому вершина над Лайриге. Высоко над головой кружила большая птица и хрипло негодовала по поводу моего здесь присутствия. Казалось, уходят какие-то жизненные соки из организма, и весь я становлюсь как старый, высохший скелет. Я испытывал и раньше горное одиночество, даже любил его. Например, во время бури, когда и небо и горы неистовствуют, я не ощущал отторжения, ночь окутывала меня, точно защитная одежда. Но теперь я не был один. Совсем радом, пропитав унынием сам воздух, мягко колышимый летним ветром, находилось Существо, едва различимое, но все-таки более чем реальное. Миновав разбросанные тут и там валуны, окружившие вершину Пулса, я начал взбираться на крутой склон, вниз по которому низвергался Марч-Берн. И ни на секунду мой невидимый спутник меня не покидал! Высоко в теснине, как раз под тем выступом, над которым прорывается Марч, я явственно ощутил еще чье-то присутствие. Вероятно, 'оно' находилось здесь и раньше, но так как ничем себя не выдавало, не проявляло своей неестественности, то было оттеснено куда-то в моем сознании. Остановившись, чтобы перевести дух, я неожиданно замер без движения, молчание гор нарушила чрезвычайно высоко пропетая нота, звук, превышающий горловые возможности, который не снижался и не возрастал. Сперва я решил, что это воздействие разряженного воздуха на барабанные перепонки, но вскоре отбросил свое предположение. Звук, казалось, исходил из самой земли. Я вовсе не причисляю себя к чрезмерно уравновешенным людям со стойкой психикой, но в большинстве случаев жизни умеряю свою фантазию, однако стоит мне оказаться высоко в горах, и логика моя остается внизу. Я провел два часа у массивного каирна на пустынной вершине Макдуя, но непонятное метафизическое явление не прекращалось. Никаких других людей на холме тогда не было. Конечно же, я не думал, что нахожусь здесь совершенно один. Слабый гул эфирной музыки доносился до моих ушей, смогли бы услышать его другие - не могу точно сказать'. Вечер застал Фрира под Ларчерским Утесом. Музыка здесь слышалась так слабо, что порой он сомневался - а звучит ли она вообще, но Существо все еще находилось рядом - от него исходило какое-то отчаяние, как будто оно страстно желало покинуть гору, на которой обитало, но к которой в то же время было привязано каким-то невероятным образом. Затем оно ушло, удалилось. Секундная вспышка ужаса в голове отразила его уход, и Фрир понял, что спускается по лесу к лугам Ротиермурхуса и что недавняя тяжкая ноша спала с его плеч. В дополнение к своей истории он рассказал мне о приключении с его другом, чье имя он не хотел назвать. Тот как-то поспорил, что проведет на холоде (дело было в январе) в одиночестве всю ночь у огромного каирна. И вот он поставил там палатку, поел и выпил чашку крепкого чаю. И вдруг ощутил какоето нереальное, мертвяще аналитическое течение мыслей в своей голове. Почему он здесь? Он попытался сосредоточиться на окружающей обстановке: стенках палатки, спальном мешке, переносной печке - все безрезультатно. Снаружи темнели горы, под луной зияли черные пропасти, и он неестественным образом чувствовал мерцающие звезды на небосводе и вместе с тем ощутил то, как отторгает его этот мир. Нет, он не думал, что сходит с ума: ужас, охвативший его, был связано каким-то внезапным знанием, ему показалось тогда, что отныне он навсегда разлучен со своими друзьями. Как будто вдруг против собственной воли стал воспринимать поток каких-то совершенно неясных мозговых импульсов, посылаемых ему неким всемогущим разумом. И этот разум не был человеческим, но и неприятным тоже не был: просто он не имел к ним ни малейшего отношения. Занятно, но, он неожиданно уснул, хотя его мозг продолжал работать. Правда, ненадолго, ибо когда он внезапно пробудился, то его охватил страх совершенно иной природы. На него накатила какая-то жуть. Глаза словно остекленели. Волосы встали дыбом, и холод побежал по позвоночнику. Он попробовал пошевелить ногами, но, подчинясь подсознательному приказу, те остались неподвижными. Луч лунного .света упал сквозь щель полога и отразился чистой белизной на дальней стенке палатки. Он обнаружил, что уставился именно на это место: и туг лунное пятно стало туманиться и коричневеть по краю, и он понял, что нечто встало между ним