— Если будет мутить, имей в виду, у меня в каюте есть имбирная настойка.
Запрокинув голову, Тори посмотрела вверх, где команда на перекладинах меняла паруса. Вокруг высоченных мачт с громкими криками носились чайки и крачки, и временами ей казалось, что их крики всегда будут звучать у нее в ушах.
Фэлкон передал штурвал своему первому помощнику и повел Тори по палубе.
— А теперь, дорогая, ты должна освоить морскую походку. Это, в сущности, умение балансировать. Ставь ноги так, чтобы попадать в ритм качки.
Оба рассмеялись, и Фэлкон добавил:
— У тебя сейчас походка… как у пьяного матроса.
Они позавтракали креветками и рисом с карри. На всякий случай Тори попробовала и имбирную настойку.
— Ах, обожаю все острое, — сказала она с улыбкой.
Фэлкон чмокнул ее в щеку.
— Я тоже.
Ближе к вечеру они вернулись на бак, и Фэлкон снова взялся за штурвал. Взглянув на Тори, спросил:
— Хочешь попробовать? Сумеешь управлять «Морским волком»?
Она захлопала в ладоши:
— Да-да, конечно! Только покажи, как это делается.
— Какая любознательная ученица, — усмехнулся Фэлкон. — Иди сюда. Возьмись за штурвал.
Его сильные загорелые руки накрыли ее руки.
— Держать судно на курсе совсем не трудно, если запомнить главное. Ты должна правильно стоять, должна чувствовать, как ветер дует тебе прямо в затылок. Нельзя, чтобы он дул в правую или в левую щеку.
Тори сделала все так, как сказал Фэлкон, потом вопросительно посмотрела на него.
— И это все? — спросила она недоверчиво.
Он наклонился к ее уху.
— Да, все. Это примерно так же, как предаваться любви. В один прекрасный день ты просто узнаешь от кого-нибудь главный секрет — и уже все знаешь и все умеешь.
В следующее мгновение Тори почувствовала, как Фэлкон прижался к ней сзади — и кровь словно забурлила в жилах, желание вспыхнуло, как лесной пожар. Фэлкон же поцеловал ее в шею, затем подозвал первого помощника и передал ему штурвал. После чего подхватил Тори на руки и понес к себе в каюту. Последующие два часа для них ничего не существовало, кроме любви, — только сейчас они наконец-то смогли утолить желание, сжигавшее их весь день.
Потом Фэлкон закутал Тори в теплый шерстяной плащ, и они вместе поднялись на палубу.
— Тут бывают потрясающие по красоте закаты, — сказал он, усаживая ее неподалеку от борта. — Посмотри вот туда, на запад. Скоро ты увидишь, как облака там порозовеют, а кромка неба засияет золотом. А потом небо зальет красным, и солнце начнет медленно спускаться. Коснувшись воды, оно сразу исчезнет — море словно проглотит его.
Какое-то время Тори смотрела на запад, потом вдруг спросила:
— А там что, земля? Вон там, вдали.
— Мм… наверное, побережье Франции.
Фэлкон нахмурился и добавил:
— Полагаю, надо отпустить рулевого. Сейчас моя очередь стоять у штурвала.
Через несколько часов, когда огненный шар солнца утонул в море, небо стало черным, а ветер почти утих. Тори поднялась с канатной бухты, на которой сидела, и направилась к Фэлкону, по-прежнему стоявшему у штурвала.
— Иди быстрее! — прокричал он. — Посмотри, какие звезды!
Тори поднялась по ступенькам и угодила в объятия Фэлкона. Задрав голову, она посмотрела на небо — и восторженно ахнула. Там, в бездонной вышине, на черном небесном бархате, сияли миллионы алмазов. В такую ночь можно было поверить в существование каких-то других, невидимых миров. В такую ночь все было возможно. Тихонько вздохнув, Тори прошептала:
— Какое чудо… Я запомню это навсегда.
— Бросайте якорь! — прокричал вдруг Фэлкон, и его крик вернул ее к действительности. — Ветра совсем нет, дорогая, поэтому ночь проведем здесь, в укромной бухте, — пояснил он. — А поужинаем вместе с командой в кают-компании.
Спускаясь по трапу, Тори заметила огни на берегу.
— Там, наверное, французская деревушка?
— Кап-Гри-Недаже не деревушка, а несколько домишек.
— Ты уже бывал здесь?
— Да, приходилось. Тут хорошо защищенная бухта.
В кают-компании за длинным столом собралась почти вся команда, и матросы, беседуя, частенько выходили за рамки приличий. Но Тори нисколько не смущалась — напротив, смеялась, когда мужчины весело обменивались шуточками. Впервые в жизни она попробовала ром и была изрядно пьяна, когда Фэлкон после ужина укладывал ее в постель.
Незадолго до полуночи, убедившись, что Тори крепко заснула, Хокхерст выскользнул из каюты и осторожно закрыл за собой дверь. Матросы тотчас спустили на воду баркас, и через час лодка вернулась к «Морскому волку» с дюжиной ящиков, завернутых в промасленные шкуры.
Утром Тори проснулась от качки и, открыв глаза, поняла, что корабль идет полным ходом: Внезапно дверь каюты распахнулась, и вошел Фэлкон. Усевшись на койку рядом с Тори, он спросил:
— Голова не болит?
— Я напилась, да?
— Ужасно, — ответил он с усмешкой.
— Наверное, я протрезвела во сне. Удивительно, но я себя прекрасно чувствую. О, что это за божественный аромат? Так пахнет только шоколад!
Фэлкон посмотрел на нее с удивлением:
— Откуда ты знаешь?
— Потому что шоколад — мой самый любимый напиток.
Фэлкон ненадолго задумался, затем пробормотал:
— Как странно…
Тори склонила голову к плечу и внимательно на него посмотрела. Потом вдруг воскликнула:
— А, поняла! Выходит, вы, лорд Хокхерст, приплыли сюда за контрабандным шоколадом, а теперь собираетесь провезти его под носом у таможенников.
Фэлкон изобразил удивление.
— Контрабанда?.. И в мыслях не было. — Внезапно рассмеявшись, он заявил: — Мы его немного притопим, перед тем как таможенники произведут осмотр «Морского волка».
— А что ты будешь делать с запахом шоколада? — спросила Тори.
Фэлкон обнял ее за плечи.
— Дорогая, сначала я попытался обмануть тебя, но выходит, это не так-то просто. А насчет запаха не беспокойся. «Морского волка» уже подготовили надлежащим образом.
— Я догадалась обо всем только потому, что обожаю шоколад. И я вовсе на тебя не сержусь.
— Нет, ты не сердишься на меня именно потому, что обожаешь
— Какое самомнение!
— А ты знаешь, что шоколад получают из какао-бобов? Эти бобы выращивают в Португальской Гвинее, рядом с экватором. Потом их кораблями доставляют в Португалию, где высушивают и обжаривают. Каждый год я делаю постоянный заказ одному торговцу на дюжину мешков.
— Путешествие бобов от экватора в Бодиам… оно такое же удивительное, как мое — из викторианского времени сюда.
