придало лицу Грушницкому, вид разъярённого и в то же время, сильно испуганного, кота. И казалось, что он прямо сейчас, ещё и зашипит как кот. Но нет. Вместо этого, обхватывая голову обеими руками и качая ею из стороны в сторону, он неожиданно для всех, запричитал, как старуха:
— Боже! Боже мой! Как же я сразу-то не понял. Боже! Что же будет-то? Ой-ой-ой… — сокрушался он, не обращая, ровным счётом, ни на кого внимания. Но через секунду, успокоившись, отпустил голову, запрокинул её к потолку и что-то, с минуту, обдумав, вдруг резко спросил:
— Сколько «мимов» осталось в городе?
— А Бог их разберёт. Кто их подсчитывал? — буркнул генерал Овчаренко, весь подбоченившись. — Может сотня. Может тысяча или сотня тысяч, а может и миллион. А в чём собственно дело? Почему, это вас так, вдруг заинтересовало?
— Как это почему? Как это почему! — негодующе завозмущался Грушницкий. — Профессор, — оборачиваясь, обратился он, за поддержкой к микробиологу, — вы что, тоже ещё ничего не поняли?
— Ну, так кое-что, — протянул тот, немного смутившись. — Но давайте уж, вы лучше, коллега, — поступило от него предложение.
— Что ж, как скажете, — согласился Грушницкий, разводя руками. — Вы, господа, надеюсь меня хорошо слушали? Так вот! — стукнул он по-столу, переходя на более резкий тон. — Из моих слов, вы должны были понять, что наш противник, пройдя все этапы развития — от животного, до человека, наконец-то получили идею, своего смысла жизни. И получив смысл, мутантам ничего не остаётся, как продвигать свою идею дальше, так сказать, в массы. Им больше нет резона задерживаться в поверженном городе. Они же не дураки. Они трезво оценивают свои шансы на выживание. И то, что оставаясь запертыми на территории города, у них нет будущего, они отлично это понимают. А о чём это говорит? А-а-а… — испрашивал профессор, грозя указующим перстом. — А это говорит о том… Что вся эта армада! — нервически вскричал он, делая жест рукой, как бы охватывая всю ту армаду, простирающуюся у него перед глазами, от самого края до края горизонта. — Придёт в движение, с одной лишь целью — Вырваться! Вырваться из города, чего бы это им не стоило. Неважно какая цена будет уплачена при этом. Важно! — указующий перст профессора, взмыл вверх. — Что Идея состоит в том, что из оцепления должен вырваться хотя бы один. О-о… — простёр к потолку свои глаза Грушницкий. — Всего лишь один «мим», за пределами города. Это вам не просто — какой-то там солдафон, диверсант или шпион, что не в силах чего-либо уже изменить, когда всё его войско пало. Нет, — качая головой сказал он. — «Мим» — это маленькая почка, что отпочковалась от родного дерева. Это росток, в чьих силах дать новые отростки, из которых впоследствии вырастит новое дерево, ещё сильнее и обширнее, чем прежнее. Да… Один «мим» вырвавшись на свободу, способен развести новый рассадник заразы, только уже не локально, как сейчас, а в масштабах всей уже страны. — И выговорившись, профессор психологии Грушницкий, как-то сразу надломился и не говоря ни слова, устало опустился на стул. И сняв пенсне, стал рассеянно протирать линзы, белым, батистовым платком. Он всё сказал, пускай теперь говорят другие…
Но как не странно, другие говорить не спешили, переваривая, каждый в своей голове, слова профессора. Президент очнулся раньше всех и сразу же задал вопрос, обращаясь к профессору Мирному:
— Сергей Андреевич, вы можете подтвердить слова господина Грушницкого? Всё что мы здесь услышали, правда? Или же господин Грушницкий попусту нагнетает обстановку?
— К сожалению, я полностью согласен с Грушницким, — тяжело вздыхая, ответил Мирный. — Действительно, мутантам нет смысла больше задерживаться в городе. Мы загнали их в угол. И теперь им ничего не остается, кроме как бежать из города, как крысы бегут с тонущего корабля.
— Так! — припечатал президент, хлопнув по столу. Плотину сдержанности прорвало и полились нелицеприятные эмоции. — Это что же получается? Мало нам было мутантов, что отобрали у нас столицу, откуда ещё нам и грозят. Вдобавок мы получили ещё и фанатиков, что готовы любому глотку порвать лишь бы осуществить свою «высшую цель»… Неужели с ними нельзя договориться? — негодующе спросил он у членов заседания. Тем самым ища последний выход, только бы не допустить ещё одного кровопролития.
Профессор Мирный, не поняв шутит ли президент или нет, на всякий случай ответил:
— Нельзя. Это уже не люди, с ними невозможно договориться. Мы вам уже обо всём докладывали.
— Да-да. Я всё это знаю, — убито произнёс президент. — Но так хочется, положить всему этому конец. Решить всё наконец-то раз и навсегда.
Побарабанив пальцами по столу и потерев лоб, президент вернулся к реальности:
— Сколько же всё-таки мутантов в городе? — спросил он у генералов.
Генерал Ульянов не найдя что ответить, пожал плечами, а генерал Овчаренко осмелился сказать:
— Никто не знает. Сотня тысяч, миллион?
На что президент негодующе зарычал:
— Мне нужны конкретные цифры!
— Вам их никто не скажет господин президент. — Влез аналитик Некрасов, вставая на защиту обоих генералов. — Миллион или два, но не больше и не меньше. Конкретнее никто вам не ответит.
— Почему вы уверены именно в этой цифре, — полюбопытствовал у него, президент.
Аналитик же пожал плечами:
— Исходя из того, что в Москве, в мирное время, проживало по разным данным, от девяти до двенадцати миллионов человек, а по непроверенным аж шестнадцать миллионов, можно лишь назвать примерное количество мутантов. Путём грубого подсчёта, — удосужился объяснить он. — Из города было эвакуировано более шести миллионов. Осталось около четырёх, может больше.
После столкновений с нашими войсками, а так же с разрушением пол города, должна была выжить треть от общего числа. Ну ещё не будем упускать из виду, то обстоятельство, что не все подходят для так называемого очищения. Получается минус, примерно, одна десятая от общего числа. А плюс — это раненые, захваченные в плен и обработанные диверсантами. Тоже одна десятая, но уже от нашего общего числа. В сумме получаем… Приблизительно получаем… Даже очень приблизительно. Ту цифру, которую я озвучил.
— Спасибо, — поблагодарил президент. Поблагодарил коротко и быстро, давая понять что его совсем не радуют, приблизительные подсчёты, господина Некрасова. — Вы слышали господа, — обратился он к генералам. — У вас под носом целая армия, готовая идти на штурм. Что делать будете?
— Бомбить, — фанатично заявил генерал Ульянов. — Дайте мне ещё времени и я взорву всех мутантов, к чертовой матери.
— Кого бомбить? Куда бомбить? — возмущению Некрасова не было придела. — После первой же вашей бомбардировки, «мимы» перебросили свои основные силы из центра к окраинам, расположившись в опасной близости от наших войск. Кого вы будете бомбить? Своих?! Давайте-давайте! Взорвите всю Москву. Взорвите всё и вся, всех кто находиться в городе! — Это человек, этот генерал Ульянов, у Некрасова, не поднимался язык назвать его генералом, просто бесил его. Бесил своей открытой глупостью и не дальновидностью. Этот лизоблюд, протёрший штаны до дыр, отсиживаясь в генштабе, ничего не смысля, по мнению Некрасова, в боевых операциях, лез командовать. И очень боясь потерять эту прерогативу, совершал ещё более глупые и необдуманные поступки. Аналитик Некрасов всегда был на стороне генерала Овчаренко, он им подлинно восхищался и очень переживал когда того сместили с должности. И поэтому дождавшись шанса, Некрасов с удовольствием вонзил шпильку, в самомнение генерала Ульянова.
Получив оплеуху, Ульянов весь аж покраснел от злости, того и гляди удар схватит. Глупо вытаращив глаза, он бестолку захлопал ртом, силясь адекватно ответить, но на ум видать ничего ему не шло.
— Кхм-кхм, — подал голос министр обороны, отвлекая всё внимание на себя. — Методы генерала Ульянова, мягко говоря… не оправдали себя, — пророкотал он как гора. Ульянов после этих слов, из красного став белым, сразу сник. — Тем более, что сейчас, это уже и невозможно. Нам остаётся только встретить мутантов, с гордо поднятой головой. Мы обязаны пополнить фронт, свежими силами и дать бой. Иного выхода у нас просто нет. Ожидание и промедление — это залог проигрыша, в сложившейся ситуации. Мы не сможем постоянно сдерживать натиск мутантов и охранять границы города. И когда-нибудь хоть один «мим», да вырвется. А господин Грушницкий нам наглядно объяснил, во что это нам тогда выльется. Я бы не
