хотел до этого доводить…
Поэтому предлагаю, после пополнения, взять штурмом столицу и выбить оттуда всю заразу. Раз и навсегда, — авторитетно закончил он свой монолог.
И после его слов, глаза присутствующих непроизвольно воззрились на генерала Овчаренко.
— Георгий Степанович, — проникновенно начал президент. — Что вы на это скажите?
Овчаренко неопределённо пожал плечами:
— Я отстранён от командования фронтом. Моё дело — тылы.
— Георгий Степанович, не начинайте, — поморщился президент. Одно лишь то, что он обратился к генералу по имени отчеству, должно было послужить примирением между ними, но видно генерал желал извинений. Что ж…
Извините Георгий Степанович, я был не прав снимая с вас все полномочия, — извинился он, пересилив собственную гордыню, свойственную всем начальникам. — Но и вы меня поймите. Война слишком затянулась. Слишком, я подчёркиваю… Но позвольте! Мы воюем всего лишь с одним городишкой, хоть и самым большим в России, но с городом. Не со страной, не с государством, не с округом в конце концов, а городом… — последнее слово, глава государства произнёс по буквам. — И что вы хотели? Что я должен был подумать?.. Конечно же любому здравомыслящему человеку придёт мысль, что идёт бездарное управление войсками, а нити все вели к вам. Сейчас-то я понимаю свою ошибку и потому приношу свои извинения. А так же прошу вас, принять командование фронтом.
Никто не справится с этой задачей, лучше чем вы. Вы вели эту войну с самого начала. Вы накопили целый банк данных. Никто не изучил противника, так тщательно как вы. Выручайте Георгий Степанович. Я не могу вам приказывать. Вы гордый человек и подадите в отставку, стоит мне на вас надавить. Но я прошу, — заглядывая в глаза генералу и беря его за руку, проникновенно сказал президент, — Георгий Степанович, выручайте, примите командование фронтом.
От пылкой и проникновенной речи президента, генерал Овчаренко оттаял и растёкся словно воск. И прямо сейчас, после того, как ему публично принесли извинения, он был готов на всё, чего не попроси. Его можно было брать голыми руками и лепить что вздумается.
— Ну-ну, — отечески хлопая президента по тёплой сухой ладони, проговорил он, чуть ли не прослезившись. — Не надо так, господин президент. Я всё прекрасно понимаю и вовсе я не обижаюсь. Но спасибо вам, — поблагодарил он главу государства, за приятные для него слова. Он был не дурак и прекрасно сознавал, чего стоило самому важному человеку страны, сказать довольно простые слова. Ведь даже самый наипоследний человечишка, порою не в силах принести извинения, даже когда отчетливо понимает свою неправоту. — Я возьму на себя командование фронтом — сухо, но с теплотой, обнадёжил он. — Это мой долг. Долг перед отечеством и народом. И личные принципы и обиды здесь ни к чему…
Будет сложно. Я бы лучше сказал, очень сложно, но я сделаю всё возможное и даже невозможное. Но и в этом случае я не гарантирую полной победы. Всё зашло слишком далеко… Ситуация того и гляди выйдет у нас из-под контроля.
— Уж вы постарайтесь Георгий Степанович, дорогой мой, — попросил министр обороны, облокачиваясь на стол. — А мы уж вам подсобим чем можем.
Генерал Овчаренко благодарно кивнул:
— Сделаю всё возможное, — обнадёжил он. — Но для начала, мне действительно нужно пополнение. Операция предполагается только наземная и придётся обходиться одной лишь живой силой, — поделился своими мыслями Овчаренко, осуждающе глядя на генерала Ульянова. — Никакой наземной поддержки. Поблагодарите за это генерала Ульянова. Спутать мне все карты. Да… Город сейчас напоминает разворошенный муравейник. Противник получил возможность не просто прятаться в зданиях или в кустах, а вся территория сейчас для него одно большое укрытие. Я вас предупреждал по этому поводу. Любой завал, любая куча, овраг, яма, могут послужить им неплохим укрытием и местом для устройства засады. Прибавим к этому невозможность быстрого передвижения. Случись что, и мы будем не в состоянии перебросить войска с одного участка на другой. Одна надежда, на то, что мутанты тоже не в состоянии быстро передвигаться по развалинам. Но это небольшое утешение…
Поэтому мне нужно просто огромное количество людей, чтобы запереть мутантов в кольцо и не выпустить их из ловушки до самого конца. Без этого, если где случиться прорыв, я не смогу его залатать.
— Сколько вам нужно людей? — полюбопытствовал официальным тоном министр обороны.
Прикинув, Овчаренко ответил:
— Навскидку — человек… Восемьсот тысяч.
Министр обороны услышав это, аж чуть не подавился:
— Да где же мы вам столько возьмём? — сглатывая занервничал он. — Вы представляете, что это за число? Это нереально! Все силы вооружённых войск страны, не насчитывают и половины вашей цифры.
— Я знаю, — тихо ответил генерал. — Это нереально. Ещё нереальней, сдержать такое количество мутантов в кольце. Сколько их, а? Если исходить из худшего, а я всегда исхожу из худшего, «мимы» насчитывают около двух миллионов в живой силе. А вы представляете, — поднимая голос, обратился он непосредственно к министру обороны, — как вся эта масса пойдёт в атаку! Даже стотысячное формирование, ударь оно в одном направлении, с лёгкостью ножа прошьёт сегодняшнее заградительное кольцо. А если их будет больше?! Что я буду делать тогда, а? Вы подумали над этим? Я да. И у меня, только от одной уже мысли волосы встают дыбом. А что будет когда это взаправду случится?
В прошлый раз нам крупно повезло. В этот раз, везение нас оставит. Я вас уверяю! И мы должны сделать всё возможное, чтобы нам можно было в дальнейшем, как можно меньше полагаться, на это самое, везение, — негодовал Овчаренко, краснея и бешено выпучивая глаза.
— Успокойтесь Георгий Степанович, успокойтесь. У вас будет подкрепление. — Нажимая на слове «будет», успокоил президент, пронизывающе смотря на министра обороны.
Тот, под тяжёлым взглядом, вначале рассерженно зарычал, но потом правда осёкся и упавшим голосом сказал:
— Хорошо. Я сделаю все, что в моих силах. Но такого количества, я вам не могу обещать, при всём вашем хотении. Максимум шестьсот тысяч. — На озвученную цифру, генерал отреагировал возмущенным взмахом обеих рук. — Но, — продолжил министр, останавливая грозившую начаться, гневную тираду, — я вам обещаю, артподдержку и поддержку с воздуха, столькими единицами техники, сколько вы скажите.
— Министр прав, — подтвердил президент. — Мы не сможем располагать тем количеством людей, которое вы озвучили, в столь короткие сроки.
— А ну вас, — обречённо махнул Овчаренко. — Нет так нет. Но тогда и спрос с меня не большой. Случись что не предвиденное, вы как и я, тогда также подпишитесь под поражением. Я один отдуваться не намерен…
— Будем молиться, чтобы этого не произошло, — соглашаясь ответил президент, тем самым возлагая на себя часть ответственности за проведение будущей операции.
Министр обороны в свою очередь не проронил не слова, но согласно кивнул, так чтобы все видели.
— Ну если всё, господа, — подведя итоги, тогда обратился глава страны, к членам заседания. — То пора бы расходиться. Время не ждёт. — И сразу спохватившись поинтересовался. — Генерал сколько времени вам понадобиться до проведения начала операции?
— Две-три недели.
— Долго, — покачал он головой. — Ну что ж делать нечего. Если раньше никак, то будем хотя бы надеяться, что за это время не произойдёт ничего экстраординарного. Всего доброго господа, — протягивая руку, попрощался президент.
Господа незамедлительно отреагировали и собрав бумаги в папки, поднялись, пожимая друг другу руки. И вот тут-то на них и обрушился замогильный глас, от коего у всех мороз по коже пробежал.
— Грядёт страшный бой — последний бой, — вещал Грушницкий голосом прорицателя. А затем, медленно голову подняв, зло сверкнув линзами пенсне, добавил. — Бой который решает всё. Кому жить, а кому умереть. И будет это настоящая кровавая МЯСОРУБКА…
И огромная, военная машина, смахнув с себя прах и тлен, гибнущей Москвы, после известных событий,
