хотел получить много денег. Денег для своей семьи, жены и троих детей. Кто-то из них болеет? Нет? Послушай, Рафаэль, только так ты можешь получить деньги. Ничего иного еще не придумано.
Рафаэль встал. Пальцы его осторожно сомкнулись на пластиковом стакане на столе. Он выразительно посмотрел на дядю.
— Нет вопросов. — Дядя взялся за бутылку и плеснул в стакан водки.
Рафаэль выпил водку одним глотком.
Вновь взглянул на дядю.
— Тридцать тысяч долларов!
— Черт! — Ладонь дяди ударилась о стол. — Ну и умен же ты! Торгуешься до последнего.
— И триста долларов вперед.
— Назови меня сукиным сыном, если мне когда-нибудь доводилось иметь дело с таким твердым орешком.
Рафаэль почувствовал на себе оценивающий взгляд дяди. Так иной раз смотрели на него женщины.
— Поначалу давай поглядим, что мы покупаем.
Глава С
— Вы хотите, чтобы я разделся? — спросил Рафаэль. — Догола?
— Да.
— Здесь? — Он оглянулся на стеклянную стену.
— Да.
— Сейчас?
— Да что у тебя за мысли, черт побери? — рыкнул толстяк в белой рубашке, сидящий за столом. — Что тебе наговорил Фридо? Или ты полагал, что будешь работать в водолазном костюме?
— Смешно все это, — пожал плечами Рафаэль.
Ему приходилось раздеваться и ходить голым или почти голым и когда рядом никого не было, и при людях, своих родственниках или тех, кто знал его с рождения. Но разоблачаться в городе, в кабинете, перед человеком, которого видел впервые, чьи выпученные глаза неотрывно следили за ним…
— Да ты, похоже, стесняешься? — удивился дядя. — Ты просто псих.
— Я не стесняюсь. — Рафаэль сел на диван и стянул башмаки. — Просто моя одежда… Конечно, моя жена старается…
— Я знаю, что ты беден, — кивнул дядя. — Моргантаун. Хочешь еще выпить?
— Нет.
— Выпей, — дядя налил водки в пластиковый стакан и протянул его Рафаэлю.
С босыми ногами, придерживая джинсы с расстегнутой «молнией» левой рукой, Рафаэль, стоя у стола, выпил водку.
— Давай, давай, — заторопил его дядя. — Я не могу сидеть с тобой весь день.
Рафаэль бросил на софу джинсы, рубашку, трусы.
— Хорошо. Вижу, у тебя даже член встал.
— Вы на меня так смотрите, — промямлил Рафаэль.
А дядя провел пальцами по его шее.
— Сердце у тебя здоровое?
Иногда сердце Рафаэля начинало учащенно биться. Такое случаюсь, когда он уже прилично набирался, но хотелось выпить еще.
— Да.
— Ничего у тебя не болело? Терял когда-нибудь сознание?
— Отключался? — переспросил Рафаэль.
— Вот-вот.
— Чуть ли не каждый день, — Рафаэль улыбнулся.
— После пьянки не в счет.
Дядя ткнул указательным пальцем в грудную мышцу Рафаэля. Поднял его руку и подержал на ладони бицепс.
— Дерьмо. Другие живут не лучше тебя, но могут нарастить на костях хоть немного мяса. — Наклонившись, он провел рукой по левой ноге Рафаэля. Разогнулся и взглянул на его живот. Слегка, без замаха, ударил кулаком, посмотрел, как краснеет кожа. Ущипнул.
— Кожа у тебя не того оттенка, — недовольно пробурчал он. Обошел Рафаэля сзади, обхватил ладонью правую ягодицу. — Задница у тебя еще есть. Но скоро, похоже, исчезнет. — Затем он развернул Рафаэля лицом к себе, раздвинул пальцами губы. — Плохое питание. Был когда-нибудь у дантиста?
— Нет, кажется. Не знаю. Думаю, что нет.
Уперев руки в бока, дядя оглядел Рафаэля с головы до ног.
— Знаешь, индеец, у меня складывается впечатление, что ты нам подойдешь. Еще год, и я даже не взглянул бы на тебя. Толку от тебя уже не будет.
Рафаэль потянулся за рубашкой.
— Нет, — остановил его дядя. — Одеваться не надо. Пойдем со мной. Я хочу, чтобы ты полностью отдавал себе отчет в том, что должно произойти.
Рафаэль вслед за дядей вышел из освещенного кабинета в темный, с грязным полом, склад. Легкий ветерок холодил кожу под мышками, в промежности.
— Ты сможешь потерпеть боль час-другой, не так ли? — по пути спросил дядя.
Рафаэль услышал его, но не ответил, потому что не знал.
— Разумеется, сможешь. — Дядя все решил сам. — Ты парень крепкий. И уж час-то выдержишь. Я прав?
Они прошли в ту часть помещения, где тяжелые черные шторы, свисающие с потолка, закрывали окна, а на полу стоял массивный деревянный стул, окруженный незнакомыми Рафаэлю предметами на треногах.
— Когда-нибудь испытывал боль? Я имею в виду настоящую боль? — Дядя направился к одному из непонятных предметов, коснулся его рукой. — Некоторым нравится, знаешь ли. Они просто балдеют от боли. Может, ты один из них.
Луч ярчайшего света ударил с треноги. Рафаэль инстинктивно закрыл глаза и отвернулся.
— Так или иначе, ты хочешь сниматься в кино, в этом-то я уверен. Кто, скажи на милость, этого не хочет? Сделаешь, что от тебя требуется, и фильм с твоим участием будут смотреть по всему миру. В Сингапуре, Аргентине, Морокко. Ты знаешь, где находится Морокко?
— Нет.
— Как бык на корриде. Большинство быков попадают на бойню, где их убивают вместе с коровами. На корриде смерть наступает не сразу, но быку дается возможность показать свой характер, свою доблесть. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю? Подумай об этом, индеец. Считай себя быком, достойным корриды. Туда попадают далеко не все.
Рафаэль смотрел на массивный деревянный стул. На крепкие кожаные ремни, свисавшие с подлокотников и лежащие на полу у двух передних ножек.
— Да, электрический стул, — подтвердил его догадку дядя. — Выглядит как настоящий, потому что он и есть настоящий. Я вывез его из тюрьмы, когда в штате приняли закон, запрещающий убивать электричеством. На этом стуле умирали люди. Много людей.
В ярком свете Рафаэль заметил в трещинках дерева запекшуюся кровь.
— Ты видел когда-нибудь «потрошительный» фильм?
— Нет.
— Тот, где действие происходит в операционной?
— Нет.
