так собирался заканчивать. – Наблюдатели показывают завершение активности на орбите. Азиаты перегруппировались и готовы начать атаку в любой момент.
Полулежащий в кресле Барок открыл глаза, отпуская подготовленные к использованию узоры, висящие в его голове. С ними все в порядке, можно немного развлечься.
– Отлично, я тоже. И посмотрим, кто удивится больше.
Он не лгал. Он на самом деле в любой момент был готов отдать приказ сотням «индиктов», широкой сетью охватывающих обитаемую часть пространства галактического рукава. И ему для этого больше не требовался даже Рудольф. Черный обруч покоился в кармане полевой куртки, и этот контроль над терпеливо висящими в глубинах космоса «индиктами» Барок никому отдавать не собирался. Приказ. Всего один приказ – и слой замрет. Вместе со своими боевыми кораблями, заводами, лампочками, витрансами и даже игрушками. А кто потом останется в живых – разбирайтесь сами. Его ждут в другом месте.
– У вас все готово? – Барок строго посмотрел на Игоря Алексеевича.
– Д-да, – подтвердил советник с еле уловимой заминкой.
Барок ухмыльнулся про себя: он мог поклясться, что тот готов был ответить «так точно».
– Все готово. Как вы и просили, все администрации шести планет оповещены по плану «стихийное бедствие». Запасы воды и пищи выделены, население готовится укрыться в убежищах, энергетические установки переводятся на автономный режим…. Я сказал что-то не то? – советник чуть нахмурился, заметив полуулыбку Барока, которую он не сдержал при упоминании энергетических установок.
Да уж, после представления, которое развернется тут довольно скоро, им еще долго придется выводить их установки из «автономного режима».
– Нет-нет, – откашлялся тот. – Это я отвлекся. Прошу вас, продолжайте.
– Да это, собственно, все, – советник чуть нахмурился. – Но вам не кажется…?
– Не кажется, – вот тут Барок перебил его довольно бесцеремонно, эта тема всплывала уже раз третий или четвертый. И с каждым разом нравилась Бароку все меньше и меньше. – Я уже говорил, меры противодействия будут приняты, как только начнется атака. Не раньше.
Чем ближе подходил момент, когда через равнодушные волны полумрака проляжет светящаяся дорога домой, тем меньше вежливости и терпимости оставалось в запасниках Барока. И даже постоянные комментарии и просьбы Рудольфа ситуацию уже не выправляли. Бароку было плевать, что подумают о нем остающиеся тут. О вляли. ой, тем меньше терпенрия ется нем и о Рудольфе. Вот и сейчас. Барок посмотрел на надувшегося советника. Что, обиделся? Да и пыль с тобой космическая. Обижайся.
– А сейчас мне необходимо всего лишь мгновенное оповещение обо всех действиях противника. И синхронизированный с реальным временем режим наблюдения.
Все это у него уже было, но Барок сознательно провоцировал советника, чтобы дать ему возможность одновременно и сохранить лицо, и высказать в адрес Барока парочку резкостей. И если возможность сохранить лицо была долгосрочной уступкой в адрес Рудольфа, которому тут еще здесь жить и жить, то резкости и колкости были нужны самому Бароку. Он не ошибся.
– Вот тут, – советник многозначительно постучал пальцем по уникомпу, установленному в кабинете Барока. – Тут все установлено еще несколько часов назад.
– Я знаю, – Барок посмотрел прямо в глаза советнику.
Все, более чем достойное завершение разговора. Теперь Игорю Алексеевичу осталось только уйти. Что он и сделал.
Барок откинулся на спинку кресла и опять закрыл глаза. Нет, не спать, куда там спать сейчас. У него были дела поважнее.
Нужды в этом особой не было, но Барок все же решил еще раз зайти в свой мир полумрака, посмотреть, как дела. Проверить. Напоследок. Потому что в таких делах нельзя полагаться ни на кого. Никогда.
Нет, похоже на этот раз все сделано правильно. Мятущийся свет никуда не делся из маленькой тесной каморки, в которую превратился кусок полумрака, огороженный Бароком и оберегаемый верным узором, последним подарком ушедшего шамана. Когда-то придется вернуть и этот долг. Но это потом, дома. Он сделает все, как надо.
А пока Барок всматривался в движение трепещущих искр и наслаждался. Ощущения были непередаваемыми: шар пульсирующего света, в который превратились все собранные Бароком искры, готовился пробить незримую пелену, отделяющую Баррокаина зуф Истадуч-он от его мира. А где-то далеко за этой пеленой его ждал дом. Его дом. Его семья. За встречу с которой датой-шаман был готов заплатить достойную цену. Цену, определенную не им, но им собранную. Долг. Очередной долг смерти, который пойдет в зачет его мощи, его власти. Ибо только так датой-шаман возвращает свои долги. Только так….
– Что это? – опять, как и в первый раз, перепугался Рудольф, глядя на танец огней, готовящихся уйти из этого мира.
Перепугался он…. Слизняк, что взять. Хотя, откуда ему знать колодцы, из которых черпает силу Шаманерия? Но, надо отдать ему должное – он помог. Без него не было бы никакого долга. Никакого дома.
– Это души, – мрачно усмехнулся Барок. – Почувствуй себя властелином подземного мира. Ненадолго.
– Я не хочу, – Рудольф как будто попятился назад. Свет шара для него перестал быть завораживающим. – Зачем здесь души? Прислушайся. Я как будто слышу голоса.
– Это не как будто, – Сейчас, когда все катится к финалу, Барок…. Нет, уже Баррокаин зуф Истадуч-он, не мог себе позволить мягкость. Да и не хотел, если честно. – Это и есть голоса. Мы собрали
Баррокаин величаво развернулся к Рудольфу. Странно, а ведь он никогда не старался представить, как этот человек может выглядеть в ментальном образе. Наверное, это чтобы не привязываться к нему?
Каким бы он ни был, или мог бы быть, Баррокаин так и не представил. На месте помощника шамана трепетал бесформенный кусок чего-то темного, перепуганного, неуверенного.
– Ты хочешь…? – темное пятно по имени Рудольф медленно отползало от двери в полумрак, начиная понимать, что именно скрыл от него его напарник. – Ты хочешь их… всех… туда…? Без возврата…?
Баррокаин грустно усмехнулся. Что ж, так оно и должно было быть. В мире этих червяков нет, и не может быть настоящих творцов, способных заплатить высшую цену за свое творение. Цену жизни. Не разделяя при этом свою и чужую.
– Я хочу взять то, на что имею право, – Баррокаин не позволил Рудольфу отодвинуться. – И отдать то, что мне не принадлежит.
– Кому отдать? – у Рудольфа, казалось, не хватало слов. Ага, понял, что к чему?
– Ей, Руди, ей. Ты все понимаешь правильно.
Баррокаин начал осторожно выбираться из полумрака в их общее сознание. У него осталось еще одно дело. Не сказать, чтобы жизненно необходимое, но все же. Так, на всякий случай.
– Все, выходим, – Баррокаин вывалился в реальный мир, игнорируя нечленораздельные попискивания впавшего в шок Рудольфа. Поздно, друг мой, поздно.
Так, где его рюкзак? Вот он. Рядом со столом. Бережно, как хрупкое стекло, Баррокаин вытащил из рюкзака завернутый в плотную ткань небольшой прямоугольник. Снял тряпку. И улыбнулся. На миниатюре, которую он держал в руках, уходила вдаль желтая песчаная дорога, начинающаяся между двух полуразрушенных колонн. Он подобрал эту картину в захламленной комнате Лю Хо Юнга еще тогда, в его первый визит: очень она ему понравилась. Одна из всех.
И все это время он хранил ее. Сначала просто потому, что она будила в нем что-то, напоминала о чем- то. А потом, он понял, как он ее использует. Все равно с собой не заберешь, а так – послужит для дела.
– Бари, что ты делаешь? – донесся до него слабый голос Рудольфа. Очухался? Что-то быстро он…. – Тебе мало тех несчастных, которых ты уже поймал?
– С чего ты взял, что они несчастны? – голос Баррокаина стал торжественным.
Не прерывая плетения узора, который превратит и эту миниатюру в очередной «шедевр» Лю Хо Юнга, Баррокаин привычно посмотрел внутрь головы. Туда, где, скрючившись возле своего полога, сидело бесформенное нечто, только что осознавшее, что стало властелином десятков тысяч душ. И почему-то не
