смогли бы даже при желании. Дубровская вспомнила, что до вступления в законную силу приговора суда квартира Вероники будет опечатана. Лиза надеялась на то, что прокурор Латынин не станет обжаловать приговор и примет поражение с достоинством.
Но сейчас она не думала о будущем и с истинно женским любопытством оглядывала жилище Виталия. Им оказалась тесная однокомнатная квартирка, расположенная в спальном районе на последнем этаже десятиэтажного дома. Обстановка была простой, купленной, без сомнений, на скромную зарплату врача. Но Виталий явно готовился к ее приходу. Плотные портьеры на окнах были задернуты. Круглый стол посередине комнаты был накрыт вишневой скатертью с кистями. Высокие свечи в подсвечнике в виде двух ангелов были зажжены, а кружевные салфетки, сложенные уголком, свидетельствовали о том, что гостье предложат ужин. В воздухе витали запахи жаркого, а сам хозяин, взбудораженный приходом адвоката, носился по комнате в поисках фужеров.
– Куда же они запропастились? – спрашивал он сам себя. – Черт возьми, я не был здесь уже больше года. Не поверишь, я вчера целый день выметал из углов паутину.
– У тебя очень мило, – заверила его Лиза, степенно прогуливаясь вдоль старомодной стенки с зеркальным шкафом и книжными полками. Ей не хотелось признаваться в том, что квартира Виталия запросто поместилась бы в ее спальне.
– Брось, ты мне льстишь, – отмахнулся он, наконец обнаружив фужеры в картонной коробке на антресолях. – Видела бы ты квартиру Песецкой. Там целых двести квадратов. Побывав там, здесь запросто можно задохнуться от недостатка воздуха.
Дубровской показалось, что после пребывания Виталия в камере СИЗО он просто должен наслаждаться просторами малогабаритного жилья. Но свои мысли она оставила при себе. Следственный изолятор и суд ушли в прошлое, о котором ни ему, ни ей не хотелось больше вспоминать.
Они уселись в старомодные кресла, обитые цветастой тканью, и Виталий разлил шампанское по фужерам.
– За тебя! – сказал он, глядя на нее как-то по-особенному.
Сейчас, в блеске свечей, она казалась ему удивительно прекрасной. Платье с низким вырезом на груди открывало взгляду нежную кожу и соблазнительную ложбинку, в глубине которой покачивался на золотой цепочке бриллиант. Лиза казалась ему умиротворенной, более спокойной, чем он привык ее видеть. Она была особенной девушкой, по всему видно, из хорошей семьи, воспитанная в любви и достатке. Виталий даже сам преисполнялся гордостью, удивляясь тому, как ему удалось зацепить такую кралю. То, что Лиза неравнодушна к нему, он понял еще раньше, в тот памятный день, когда она явилась к нему в изолятор в нарядном летнем платье. Бойко не мог поверить собственному счастью, ведь он привык иметь дело с девушками попроще. Песецкая, правда, была из другой оперы, но ведь и обстоятельства их встречи были особенными.
– Ты совсем ничего не ешь, – беспокоился он, глядя на нетронутые кусочки жаркого на ее тарелке. – Неужели я такой плохой кулинар?
– Пахнет замечательно, – успокоила его Лиза. – Просто я пообедала сегодня довольно поздно. Я ведь не ожидала, что ты приготовишь для меня роскошный стол.
Она говорила неправду. На обед она съела только два сухаря, которые спешно запила чаем. У нее не было сомнений в том, что от пережитых потрясений в процессе она заработала гастрит или, что еще хуже, язву. Не может же ее мутить просто так, без причины?
– Тогда выпьем еще, – предложил Виталий, подливая в ее почти нетронутый бокал немного шампанского. – За тебя!
– За нас, – проговорила Лиза и тут же смутилась. Похоже, ее тост звучал двусмысленно. Но Виталий одобрительно кивнул.
– За нас! – повторил он. – За нашу победу. Пусть наша встреча станет началом крепкой дружбы...
Он смотрел на Елизавету очень тепло, и это не было похоже на простую признательность. Так смотрит мужчина на понравившуюся ему женщину, пристально, словно гладя ее взглядом по обнаженным плечам. Дубровская ощущала легкое возбуждение. Это был во всех отношениях приятный вечер, и она уже не жалела о том, что приняла приглашение Бойко.
– Я настаиваю, чтобы ты выпила бокал, – с мягкой улыбкой попросил он. – Иначе я буду выглядеть в твоих глазах глупцом.
– Ты собираешься напиться и бить посуду? – подначила его Лиза.
– Нет, я собираюсь говорить глупости, – сказал он. – Ты ставишь меня в смешное положение, Лиза. Я пью для храбрости, а ты остаешься трезвой, как стеклышко. Боюсь, как только развяжется мой язык, ты начнешь смеяться.
– Чем же ты меня можешь развеселить, интересно?
– Например, тем, что признаюсь тебе, что ты очень красивая, – сказал он, скользя взглядом по ее вырезу на платье. – Ты – самая очаровательная и умная девушка из тех, которых я когда-либо встречал. Ты – просто восторг. Ты – самая смелая моя мечта. – Он протянул через стол руку и коснулся ее руки. – Ну, как? Звучит слишком глупо?
Дубровская сглотнула. Их разговор перестал быть просто беседой двух людей, которых связывали чисто деловые отношения. Он нарушил границы ее личного пространства, и этот его поступок требовал немедленного ответа. Либо она одобряет его и позволяет их отношениям развиваться дальше, либо резко ставит на место, напоминая ему про свой брак и приличия.
Но ей не хотелось делать выбор. Лиза просто улыбнулась и пригубила шампанское. Быть может, в этом был определенный смысл. Она была слишком трезвой.
– Ну же, Лиза, ты не ответишь мне взаимностью? – спросил он, глядя в ее темные беспокойные глаза. – Скажи хотя бы мне о том, что ты сейчас чувствуешь. Надеюсь, ты не испытываешь ко мне отвращения?
– Нет, что ты! Мне с тобой очень хорошо, – рассмеялась она.
– Благодарю тебя, Господи, за эти слова! – улыбнулся он, устремляя взгляд к потолку. – Надеюсь, что когда-нибудь ты скажешь мне больше.
Дубровская не могла ему признаться в том, что произошло между ними в ее недавнем сне. Дальше идти было некуда. Разве что повторить их занятия любовью наяву. Между тем Виталий продолжал держать ее за руку и нежно поглаживал пальцы.
– Мне странно, что мы сейчас сидим здесь вдвоем и говорим о нас, а не о нашем процессе, – вырвалось у нее. Это казалось невероятным.
– К черту процесс, – сказал он. – Я не хочу вспоминать о нем. Только ты и я. Мы будем говорить об этом. Ты согласна?
– Да, – ответила Лиза одними губами.
– Тогда иди сюда, – сказал он, поднимаясь с кресла и увлекая ее за собой на диванчик, обитый тканью со знакомыми уже цветами. Дубровская подчинилась и, не успев перевести дух, оказалась в его объятиях. События сделали крутой поворот. Лизе хотелось растянуть прелюдию, сидеть так, как они сидели, время от времени обмениваясь любезностями. Ему же не терпелось стать к ней ближе. В этом было что-то дикое, необузданное, может, даже пошлое. Но противиться его натиску у нее не было сил, а самое удивительное, желания.
Свечи затрепетали от смущения, но не погасли, и сумрак, скопившийся в углах комнаты, стал им лучшим прибежищем.
– Ах, Лиза! – говорил он, путаясь губами в ее волосах. Его руки нежно сжимали ее плечи, и Дубровская чувствовала кожей их ласковые, но вместе с тем требовательные прикосновения. – Как долго я ждал этой минуты. Как долго желал тебя.
Значит, их желания были взаимными? Это казалось фантастикой. Два человека, встретившиеся при обстоятельствах, мало способствующих любви, почувствовали друг к другу непреодолимое влечение. Елизавета даже не сомневалась, что именно это чувство помогло ей выиграть процесс, победить всех, кто старательно сеял в ней сомнения. Сначала Андрей, потом Ярослав Непомнящий и, наконец, шесть присяжных, для которых виновность Виталия Бойко была очевидной, могли запросто зачеркнуть их будущее, но провидение было не на их стороне. Виталий и Лиза выстояли и победили, а теперь имели право ощутить вкус своей победы.
Но сейчас Елизавета ощущала только вкус губ Виталия на своих губах и чувствовала, что его рука,
