надобность в ней отпала — норвежские водолазы уже установили, что спасать некого.
А водолазы у ВМФ были. И какие водолазы. Еще в 1937 году водолаз ЭПРОНа Щербаков на состязаниях в Англии погрузился в мягком снаряжении на рекордную глубину в 200 метров. Были и другие рекорды — уже в наше время. Была отечественная школа водолазов. Но ведь платить им, глубоководникам, надо было — аж целый червонец за каждый спуск… А экономика должна быть экономной.
Первым начал экономить на спасательной службе Главковерх Вооруженных Сил СССР Михаил Горбачев, который памятен подводникам тем, что посетив одну из подводных лодок Северного флота, так и не рискнул спуститься внутрь по семиметровому входному колодцу. Под его верховной эгидой за несколько месяцев до трагедии в Норвежском море была расформирована единственная на Северном флоте спасательная эскадрилья гидросамолетов, тех самых, которые могли бы за час достигнуть места аварии «Комсомольца». Но «экономика должна быть экономной», а значит спасение утопающих подводников должно стать делом самих утопающих. Под этим девизом и дожили до «Курска».
«Раньше и на Северном, и на Тихоокеанском у нас эксплуатировались две спасательные подводные лодки — типа „Ленок“, — сетуют сотрудники СКБ „Лазурит“. — С „Ленком“ не страшны никакие штормы: она встает над терпящей бедствие лодкой, и через аппараты типа „Приз“ или „Бестер“ происходит спасение подводников прямо на эту лодку.
Увы, эти лодки уже списаны».
А ведь всего в трех часах хода от места гибели атомарины стояла (да и сейчас стоит) в Екатерининской гавани та самая специально оборудованная спасательная подводная лодка типа «Ленок». Она и сейчас там стоит раскуроченная, обездвиженная, списанная «на иголки». Стоит как надгробный памятник некогда славной АСС — аварийно-спасательной службы ВМФ.
Ложь во спасение?
Еще одно гневное письмо: «Зачем нам так много врали? — вопрошает читатель из Подмосковья Игорь Лучинников. — Вели спасательные работы, заранее зная, что никого в живых нет. Зачем тогда нужно было ломать комедь с норвежцами? И про эти стуки врали, когда никто уже не стучал…»
Да, с самого начала специалисты предполагали, что живых осталось немного. Но знать, что никого в живых на «Курске» нет — этого не было дано никому. Несколько моряков могли по стечению счастливейших обстоятельств уцелеть в кормовых отсеках и продержаться там сутки-другие. И вот ради них — возможно живых — спасательные работы надо было вести до последнего шанса. Этот последний шанс был исчерпан, когда открыли кормовой аварийный люк и убедились, что в отсеке вода.
Анализ воздуха, вышедшего из-под крышки люка, показал, что кислорода в нем всего 8 %. (Для поддержания жизни необходимо не меньше 19–20 %.) Восемь процентов означает, что кислород был не выдышан, а выжжен из атмосферы отсека. Ибо при стремительном затоплении лодки соленая вода вызвала множественные короткие замыкания едва ли не всюду, где находились под напряжением мощные электроагрегаты.
«Сказать правду», то есть объявить сразу, что никого в живых нет и что спасать некого? Кому нужна была такая правда? Родственникам погибших? Они бы не поверили ни единому слову и все равно примчались в Видяево. И были бы правы, потому эта «правда» была бы неполной.
Да, смертолазы. По-другому их и не назовешь. Ведь не просто же в воду они лазали; спуститься на глубину более ста метров, войти в искореженный отсек атомной подводной лодки, набитый трупами, и выходить потом в обнимку с мертвецом — тут такое мужество нужно, такая отвага, такое самообладание, что и сравнить-то не с чем, потому что никто никогда в мире такого не делал.
25 октября 2000 года российские водолазы Сергей Шмыгин и Андрей Звягинцев, спустившись через прорезанную брешь в восьмой отсек и перейдя через переборочный люк в девятый, наткнулись на трупы троих погибших подводников, затем нашли четвертого. Тела были подняты на «Регалию». В кармане одного из погибших нашли обожженный по краям листок, на нем карандашные строки, те самые, что облетели теперь весь мир: «Писать здесь темно, но попробую на ощупь. Шансов, похоже, нет…»
Мы знаем автора этой мужественной записки — капитан-лейтенант Дмитрий Колесников. Знаем всех, кого подняли водолазы, но мы не знаем пока имен тех, кто рисковал своими жизнями в подводной преисподней. На вопросы «кто они?» и «почему не называются их имена?» командующий Северным флотом адмирал Вячеслав Попов ответил так:
— Мы обязательно их назовем. Но пока идет операция, надо думать об их родных и близких. Когда я поехал в Чечню, думаете, жена знала, что я на войне? Я для нее где был? На Новой Земле.
…Эти ребята похожи на тех, кто хорошо знает войну. Как бы уже воевавшие. И все равно идущие на войну. Ну, как мои морские пехотинцы, которые прошли Чечню. Неторопливые, скрупулезные, серьезнейшие мужики. Одним словом, — профессионалы.
Видеть лица этих людей довелось поначалу лишь одному журналисту — собственному корреспонденту «Красной звезды» по Северному флоту капитан-лейтенанту Роману Фомишенко. Он побывал на «Регалии» во время подводных работ. Вот его рассказ: «…Барокамеры. Их габариты не уступают железнодорожным цистернам. В округлых стенах небольшие иллюминаторы с мощными двойными стеклами. Заглядываю внутрь. С кроватей поднимаются двое рослых мужчин. Они улыбаются, приветливо машут руками. Видно, что с настроением у водолазов все в порядке.
За работой акванавтов больших глубин я наблюдаю с одного из постов. Заместитель руководителя водолазных работ капитан 1-го ранга Василий Бех на правах хозяина подробно объясняет мне, что происходит на экране. На одном из них — рука водолаза, сжимающего газовую горелку. „Это норвежский водолаз, заканчивает удаление части шпангоута, мешающего установке на прочном корпусе специального оборудования, — комментирует Василий Федорович. — А на этом мониторе общий план отсека. Здесь хорошо видно технологическое окно в легком корпусе…“
Заметно, как нелегко дается водолазу каждый поворот кисти. Движения замедленны. Виной всему тяжелейшие перегрузки. Тем не менее действия акванавта выверены буквально до миллиметра.
На глубину водолазы уходят тройками: один норвежский оператор водолазного „колокола“ и два российских водолаза. Все работы ведутся в три смены по 12 часов. В каждой смене свои командиры спусков, врач-физиолог, контролеры проверки водолазного „колокола“, снаряжения и декомпрессионной камеры. Это капитаны 1-го ранга Алексей Пехов, Василий Величко и Анатолий Храмов, полковники медицинской службы Сергей Никонов, Анатолий Дмитрук и подполковник медслужбы Степан Скоц, мичманы Александр Филин, Борис Марков и капитан-лейтенант Ринат Гизатулин. Они круглосуточно следят за безопасностью водолазов-глубоководников, каждый из которых за одно погружение проводит на глубине не менее 6 часов.
Отработав положенное время, водолазы возвращаются в барокамеры, ставшие для них на все время операции домом. Там, как и на глубине, они постоянно находятся под давлением приблизительно в 10 атмосфер. Водолазы как бы постоянно пребывают на глубине. Таковы требования метода „насыщенных погружений“, по принципу которого и трудятся акванавты.
Автономный водолазный комплекс „Регалии“ имеет три отдельные 6-местные барокамеры, два сообщающихся с ними „колокола“ и спасательный катер с барокамерой (для эвакуации водолазов с глубины в экстренных случаях). „Колокол“ — своеобразный лифт, доставляющий водолазов из барокамер к месту работ. Этот подводный снаряд оборудован автономной системой жизнеобеспечения, средствами связи и всем необходимым, что требуется для управления действия пары водолазов.
„Регалия“ уникальна еще и тем, что может самопритапливаться, меняя осадку с 11 метров до 21-го. Это позволяет ей быть устойчивой даже в шестибалльный шторм. Необычна была и резка металла на глубине: мощная струя воды под давлением в тысячу атмосфер, насыщенная железными опилками, вгрызалась в самые прочные сплавы. Там, где дорогу преграждали трубопроводы, в ход шли гидравлические ножницы. Применялась и обычная газовая резка».
— Морская вода хорошо сохраняет останки, — комментирует события старейший водолаз Северного флота Владимир Романюк. — Тела, пролежавшие столько времени в воде, имеют, как мы говорим, «нулевую плавучесть». Это означает, что все они очень легкие на вес, поэтому водолазам, работающим на «Курске», не приходится применять большой физической силы, чтобы поднять тела в специальный контейнер…
Кстати говоря, на «Регалии» находятся шесть врачей-психологов, которые индивидуально работают с каждым, побывавшем в затопленных отсеках. Во избежание морально-психологических срывов они не
