рекомендуют водолазам смотреть на лица погибших и вообще рассматривать их.
Наверное, самым первым увидел поверженный «Курск» командир подводного аппарата «Приз» капитан 3-го ранга Андрей Шолохов. Вот что он поведал спустя несколько недель после своего погружения:
— После обследования кормового аварийного люка мы получили задание: «Пройти в нос!». Я, как командир, сидел за перископом и видел… Лодка обшита резиновыми листами толщиной в 15–20 сантиметров, листы подогнаны друг к другу так, что между ними не просунуть лезвие ножа. Так вот, у меня создалось впечатление, что между этими листами можно было просунуть два-три пальца. Они разошлись…
На борту были ребята с лодки типа «Курск»: они должны были идти внутрь. (Внутрь девятого отсека, если бы удалось осушить входную шахту. — Н. Ч.) Один из них комментировал: проходим такой-то отсек…
И вдруг — лодка кончилась! Представьте пропасть под углом в 90 градусов. Торчат какие-то трубы искореженные, загнутые листы… И парень этот говорит: «Первого отсека не существует!» Как будто его отпилили или отрубили гильотиной.
Мы еще походили осторожно над грунтом, а потом нам дали команду на всплытие.
Потом в отсеки вошли российские глубоководники, спущенные с норвежской платформы «Регалия».
Из беседы со старшим инструктором-водолазом мичманом Юрием Гусевым с журналисткой Наталией Грачевой на борту «Регалии»:
«— Тела лежали свободно или их приходилось вытаскивать с трудом?
— Да, приходилось вытаскивать. Тела были завалены, находились в труднодоступных местах.
— Что вы увидели в четвертом отсеке?
— Там все было завалено оборудованием… Мы там кое-какую документацию нашли. Но направлено все было, конечно, на поиски погибших.
— Какую документацию? Вахтенный журнал?
— Я не в курсе всего… Но из четвертого отсека какая-то документация была поднята. Я не знаю, был ли в том числе и вахтенный журнал…»
Можно со всей определенностью сказать, что вахтенного журнала в четвертом отсеке не было и быть не могло. Он мог быть только в центральном посту, то есть во втором отсеке. Бумаги, которые извлекли водолазы из четвертого отсека, скорее всего были типовой «отсечной документацией», которая никоим образом не могла бы пролить свет на причины взрыва.
«— Тела искали на ощупь? Или что-то видели?
— Было, что и на ощупь. А потом, когда девятый отсек уже промыли, появилась кое-какая видимость.
— Вы говорите, что тела в девятом отсеке были завалены. Но при этом люди одеты так, как будто готовились выйти. Выходит, завалило их во время подготовки на поверхность? Или уже после смерти?
— Вообще-то непонятно… Может, их после того уже, как они погибли, завалило. Вода стала поступать — ящики те, которые могли плавать, поднялись, потом воздух из них вышел — они затонули, опустившись на тела… Такая могла ситуация быть. Возможно…»
Рассказ мичмана дополняет командир отряда глубоководников Герой России Анатолий Храмов:
— Нервных срывов у нас не было. Тот период, когда нас в целях психологической подготовки водили по моргам, был куда тяжелее. При погружении самым неожиданным и тягостным оказывалось состояние отсеков — в одном, жилом, все было завалено кроватями, шинелями, дверьми… В другом все обгорело и покрылось какими-то жирными хлопьями, вероятно, результат химической реакции…
Мы пошли в 4-й отсек, хотя работать там не было никакого смысла — он тоже был весь забит разрушенными конструкциями, тросами, все перемешано, как будто там прессом прошлись. Мы за полтора дня разгребли три метра прохода (родственники просили хоть что-то оттуда достать) — нашли тужурку с погонами, а в ней еще документы оказались. Чьи — не знаю.
На борту «Регалии» постоянно находился прокурор и следователь, и если первые записки нам еще показывали, то последующие уже не стали.
Когда один из водолазов Сергей Шмыгин зашел в 8-й отсек, который сохранился гораздо лучше других, то испытал просто-таки потрясение: чисто внутри, приборы на местах, следы пребывания людей видны, а людей нет. Сергей говорит: «Даже жутко стало — как в фильме „Сталкер“. А в 9-м отсеке, как в аду: все обуглено, оплавлено, все в копоти, искали на ощупь…
Мы очень надеялись на 4-й отсек — там могли сохраниться личные вещи, но он оказался очень сильно поврежден. На первый взгляд даже странно — переборка между 3-м и 4-м цела, межотсечная дверь задраена, люк на месте, а внутри будто каток прошел. Мы доложили об этом генеральному конструктору „Рубина“ Игорю Спасскому. Он сказал, что так и должно быть — взрывная волна прошла по незадраенным магистралям системы вентиляции».
Сегодня мы знаем имена этих людей отчаянной отваги и высочайшего профессионализма: Сергей Шмыгин, Андрей Звягинцев, Юрий Гусев…
Капитан 1-го ранга Василий Васильевич Величко и его группа из 12 специалистов вылетели в Мурманск из питерского аэропорта Левашово 8 сентября 2000 года.
— Мои ребята — уникальные специалисты, — рассказывает он. — Выполняют любые работы на глубине: сварку, резку, взрывные работы. Половина личного состава группы — офицеры, остальные — мичманы.
«328-й аварийно-спасательный отряд существует уже семь лет, — сообщает журналистка Марина Танина. — Создание его — заслуга капитана 1-го ранга Василия Величко, в прошлом главного водолазного специалиста Черноморского флота. Командование ВМФ поручило ему создать аварийно-спасательный отряд, равных которому нет в России. А поскольку водолазов-глубоководников в нашей стране не так много — всего около ста человек, Величко собрал лучших со всего бывшего Союза».
Почему же их не было в первые дни аварии на «Курске»? — недоуменно спросят многие.
А потому что там были нужны спасатели совсем иного рода — акванавты, пилоты автономных подводных аппаратов, и они там были в самые первые дни. Потому что только на таких минисубмаринах и можно было поднять на поверхность подводников, если бы они были живы.
Могли ли наши водолазы открыть злополучный входной люк в девятый отсек? Не сомневаюсь, что могли, поскольку выполнили работу во сто крат более сложную — эвакуацию тел погибших из заваленных отсеков. Тогда почему же на позор нам всем люк открывали норвежцы?
Объясняю себе только одним — это военная дипломатия: надо было показать, что мы не чураемся иностранной помощи, — раз; надо было показать независимым специалистам, что люк в девятый не так просто не открывался, его все-таки заклинило, — два; наконец, важно было, чтобы иностранцы сами убедились, что шлюзовая камера и в самом деле оказалась затопленной после взрыва.
Для профессионалов любого флота стало ясно — спасение при таких условиях невозможно. Тем более что и спасать-то уже было некого…
11 ноября водолазы вернулись из Норвегии в Санкт-Петербург. В аэропорту «Пулково» их встречали с шампанским, обнимали, дарили цветы. Они разъехались по домам и весь день просто отсыпались. Ночью одному из них стало плохо, его тут же увезли на дополнительную декомпрессию. Остальные прошли полномасштабное медицинское освидетельствование и уехали с семьями на отдых.
Как потом выяснили журналисты, пытавшиеся отыскать героев водолазной эпопеи, ни у одного из питерских «смертолазов», за работой которых следил весь мир, нет домашних телефонов, да и квартиры-то имеют далеко не все.
В России все секрет и ничего не тайна. Водолазов не представили журналистам. А зря. Их подвиг хоть как-то скрасил бы то тягостное впечатление, которое производит российский флот в средствах массовой информации.
