юноши имели их по очереди, создавая суматоху и путаницу. Они хотели, чтобы ёб их кто-то один, потому что так надежнее. Потому что тогда легко будет разобраться, кому не хватает девушки, а кому парня, и все бы разошлись по парам, или одолжили бы кого-то друг у друга, если захочется. А когда все ебутся со всеми — это энтропия, безволие, хаос и вялый конец мечты. И многим девицам удалось приучить к себе парня. И часто рождались дети. Но карапузы создают много шума, так что мы покажем им ментовскую ногу, чтобы они созерцали её, как откровение. Голую ногу женщины-мента. Молодой девицы-ментовчихи. Жилистую такую, белую, с неряшливо сбритыми волосками и натоптышами на гибкой запревшей ступне. Вот таков он, заговор ментовской ступни. Ну, запомнил, что ли?
— Ну… только в общих чертах… — потупился Костя, — может, я записывать за вами буду? А то не запомню.
— Запомнишь. Еще как запомнишь. Смерть научит так, как жизнь не учила. Этот заговор ментовской ноги используется для того, чтобы противник замер в оцепенении и смотрел в одну точку. Это работает как наведенный транс. Супостат залипает. Как ты сейчас залип.
— Но я не залип! — вздрогнул простатой Костя, — С чего бы это?
— Хорошо. Я же не настаиваю. Ладно, я тебя зашил, ты теперь можешь предстать перед Мамочкой.
— А кто эта Мамочка? — Костя встал и прошелся по линолеуму. Тело не ощущалось. Зато обзор увеличился чуть ли не вдвое. Это поначалу дезориентировало.
— Мамочка — это сладкая девка, которая возвращает ощущение тела, — пояснил врач, выбрасывая перчатки и приступая к мытью рук, — тело важно: потому что в нем содержится твой код. Код доступа к миру. Этот код у каждого свой. Некоторые еще называют его душой, и приписывают ему мифические свойства. Но это просто код. Он похож на штрих-код, который проставлен на магазинной этикетке, только гораздо сложнее. Впрочем, не всегда — бывает и проще. Твоего имени больше не существует. Запомни свой инвентарный номер — 6659671. Я проставил его черным маркером на твоей правой лодыжке.
— А номер тогда зачем?
— На тот случай, если опять потеряешь. А сейчас ты должен приласкать Мамочку, чтобы снова ощутить свое тело.
— Она что, уродливая какая-нибудь? — Спросил поясницей 6659671, двигаясь за врачом по восходящему коридору.
— Почему уродливая? Очень даже симпатичная. Да ты ж её видел — она тебя сюда и привела…
— Так это — 3оя?
— Это уж твое дело, как её называть. Можешь называть 3оей. Можешь Пупсиком. Можешь Кисой. Можешь Лапулей. Можешь Птичкой. Я называю — Мамочкой. Ты — называй, как хочешь, — он открыл дверь и протолкнул 6659671 в ярко освещенную залу с высокими потолками и стенами, обтянутыми красным шелком.
Девушка сидела на столе, кутаясь в медицинский халат и вытянув пальцы ног в сторону вошедших (туфли стояли на столе рядом). Насколько заметил 6659671, бельё под халатом отсутствовало. По периметру стола торчали микрофоны с красными светодиодами. Помимо микрофонов, девушки и туфлей, на столе находились 4 бутылки 'боржоми' и тускло блестевший предмет, при ближайшем рассмотрении оказавшийся мясорубкой.
— Это — Красная Комната, — пояснил врач, — здесь ты должен встретиться с Мамочкой, чтобы обрести тело, а затем навсегда оставить её.
— Но почему оставить? — изумился 6659671, пытаясь вспомнить горячее окоченение эрекции.
— Можешь не оставлять. Но тогда останешься с ней здесь навсегда. Из Красной Комнаты теперь выход только для двоих. Сколько вошло — столько и вышло, и никак иначе. Ну, а я вас сейчас покидаю. Так что, выйти из комнаты сможет только один. Во всяком случае, пока сюда не заглянет кто-нибудь еще. Но, поверь мне, сие случается столь редко, что уже не кажется правдой.
— А ты не мог бы подождать, пока я… ну, это самое?.. — доверительно обратился к нему 6659671.
— Нет, извини… меня работа ждет.
— Работа?.. На, возьми вот свою работу! — 6659671 ухватил мясорубку и несколькими неистовыми ударами размозжил патологоанатому череп.
С неясным восторгом он ощутил стук своего сердца.
Что он совершил только что? Неужели…
— Иди ко мне… — девушка скинула халат и поманила промежностью.
— Теперь мы сможем выйти отсюда вдвоем! — улыбнулся ей 6659671, махнув рукой в сторону двери.
— Иди ко мне, я тебя хочу! — повторила 3оя, медленно извиваясь и поглаживая обеими руками бёдра и низ живота.
6659671 застыл: оторопь сковала его. Но вот взгляд остановился на маслянистой щели, зовущей из- под повлажневших пальцев. Вот ощутил он знакомую щекотку, с которой прокладывает себе путь кровь, гонимая неутомимым насосом. Вот воздух формалиновым сквозняком заполнил его грудь, как портвейн заполняет стакан. Вот рука — он сжал её, наслаждаясь послушными мускулами. Вот он приблизился и встал на колени.
Нос втягивает запах женщины. Запах ног, особенно пряный у пальцев. Стойкий аромат лобка и бриз сочащейся вульвы; загадочный дымок ануса и тихий лепет пупка. Дух подмышек — сочный, хмельной, завораживающий.
Он попробовал на вкус её слюни. И пятки. И пальцы на ногах — каждый в отдельности. И слизывал он нектар её щели, нежной, как мясо краба. И загонял он в неё свой напружиненный уд, рыча от страсти и ударяя правым резцом в белую ветку ключицы.
— Тише! Ты укусил меня, животное… — она отпихнула его в лицо ладонью.
— Сопротивляешься? Ты мне сопротивляешься? — 6659671 ухватил её за ноги, упёрся в самую матку, — Ах ты, маленькая дрянь…
— Ах… Да… Да… Да… — вздыхала она, подмахивая.
Вот они сплелись и заметались, распаляясь в неистовом танце.
Вот ритм этого танца ускорился, относя их всё ближе к Развязке.
Вот закричали они вдвоем в один голос, и вывернула тела их Изначальная Судорога.
И звёзды светили им прямо в глаза.
В детстве 6659671 стеснялся произносить слово «любовь», а, тем более, «люблю». При звуках этого слова ему становилось стыдно: словно его вынуждают к публичному показу гениталий. Любовь — это что-то бесконечно свое, настолько интимное и оберегаемое от всех и вся, что даже говорить об этом вслух возможно было лишь в самых исключительных случаях: например, перед смертельной схваткой.
Чувство, которое сильнее смерти: так ли часто мы произносим слово «смерть»? Так ли часто вспоминаем о ней в минуты победных шествий?
Хотя они с Мариной жили вместе почти полтора года, 6659671 ни разу не говорил ей подобных слов. Опасался её невнятной реакции. Опасался испортить то, что глубоко внутри…
— Вот тебе и первая отметина… — 3оя нежно провела языком по шву от вскрытия, что тянулся по его торсу от паха до горла.
— Это что, навсегда? — 6659671 пришел в себя и пощупал шрам пальцем.
— Пока цела твоя плоть. Расстроился?
— Да нет, ничего… ничего… — улыбнулся 6659671, — от этого никто не застрахован. С каждым может случиться. Зато мы с тобой, 3оя, сейчас рванем на волю. Из Красной Комнаты — вон!
— Но… — девушка испуганно побледнела, — я никогда не выходила из Красной Комнаты… я не знаю, что там, в том мире за дверью.
— Брось! Ты же сама вытащила меня из проруби! Разве забыла? Это ведь было у озера в лесу, а не здесь.
