Чистая правда; сам цветок зеленый, горлышко у него фиолетовое, точно у какой-то ядовитой птички, а запах как у гиацинта, только слаще и чуточку напоминает пудру.
Ну вот, теперь он знает, что я здесь. Наверное, именно поэтому и прислал мне сюда орхидею. Но мне известно, что из дома он не может уйти раньше обычного, то есть до четверти пятого. Иначе его мать непременно встревожится, станет задавать вопросы, а Голубоглазый готов на что угодно, лишь бы избежать подозрений с ее стороны. Значит, до половины пятого я в полной безопасности, могу расслабиться и немного поболтать с ним онлайн.
«Это
«По-моему, ты был пьян или под кайфом», — огрызнулась я.
Он прислал маленький желтый смайлик.
«Зачем ты вообще выдумываешь эти рассказы?» — спросила я.
«Просто хочу, чтобы ты поняла меня. — Голос Брена так ясно звучал у меня в ушах, словно он находился рядом. — От убийства никуда не уйдешь, Бет».
«Тебе ли не знать этого», — быстро напечатала я.
Снова тот же смайлик и ответ:
«Полагаю, я должен чувствовать себя польщенным. Но ты же прекрасно понимаешь, что я все выдумал. Ничего подобного я бы никогда не смог совершить. Как не смог бы — в отличие от тебя — кинуть тот камень; между прочим, запястье болит до сих пор. Наверное, мне еще повезло: слава богу, ты не попала мне в голову».
«Интересно, во что я должна поверить? В то, что все это простые совпадения? Что Элеонора, доктор Пикок, Найджел — все твои враги — были стерты с доски лишь удачным стечением обстоятельств?»
«Ну нет, не совсем так, конечно, — отозвался он. — Кое-кто делал это от моего лица».
«Кто?»
Он долгое время молчал. На экране было пусто, лишь маленький синенький курсор терпеливо мигал возле «почтового ящика». Я даже подумала, что он отключился. Потом решила обновить страницу, и, когда уже собиралась нажать на кнопку, от него пришел вопрос:
«Ты действительно не догадываешься, кого я имею в виду?»
«Даже не представляю».
Еще одна затяжная пауза. Затем появилось автоматическое письмо от сервера:
«Получено сообщение на badguysrock!»
И два слова от него:
«Прочти это».
3
Он называет ее мисс Хамелеон-Блю. Вы можете называть ее Альбертиной. Или Бетан. Или даже Эмили. Как бы вы ни решили ее называть, она лишена собственной окраски. Словно хамелеон, она приспосабливается к любым условиям. Для мужчин она жаждет быть всем на свете: спасительницей, любовницей, вечным соперником. Она дает им все, чего, как ей кажется, они хотят. Дает все, что, по ее мнению, им нужно. Она любит готовить, и ей просто необходимо кого-то кормить. Она легко выясняет их вкусы и предпочтения, знает, когда добавить сливок, а когда нет, предвосхищает любые их желания прежде, чем они успеют пожелать.
Именно по этой причине Голубоглазый избегает ее. Он с детства был полноват, и хотя с тех пор минуло уже лет двадцать, он прекрасно понимает, что легко может снова превратиться в того толстого мальчика, каким был когда-то. А Хамелеон-Блю хорошо изучила его, даже слишком хорошо. Ей известны все его страхи и мечты, а также его аппетит и любимые блюда. Ему же известно, что некоторые заветные желания и не надо удовлетворять. Воспринимать их как призыв к действию, пытаться воплотить в жизнь — значит рисковать, нагнетая самые ужасные последствия. Так что Голубоглазый использует ряд зеркал, как Персей использовал щит в сражении с горгоной. Спрятавшись за затемненным стеклом и чувствуя себя в безопасности, он спокойно наблюдает и выжидает, когда настанет его время.
Некоторые люди рождены быть наблюдателями, и он это прекрасно знает.
Некоторые люди — это зеркала, они рождены отражать.
Некоторые — это оружие, и лучше всего они умеют убивать.
Разве зеркало выбирает, что ему отражать? Разве оружие выбирает свою жертву? Мисс Хамелеон ничего в этом не смыслит. У нее никогда, даже в детстве, не было ни собственных идей, ни собственных целей. И давайте посмотрим правде в глаза: у нее и собственных воспоминаний почти нет. Она понятия не имеет о том, кто она на самом деле; каждый день она исполняет новую роль, но при этом всегда старается произвести впечатление. Уж об этом-то ему известно, она ведь и на нем хочет оставить свой след.
Впечатлить. Впечатление. Импрессионисты. Какие интересные слова. To impress означает «произвести впечатление; вызвать восхищение; сделать заявление; оставить отпечаток». То есть речь идет о ком-то, кто лишь притворяется, пускает пыль в глаза. О художнике, рисующем картину маленькими мазками света. О фокуснике, создающем иллюзию с помощью дыма и зеркал, предзнаменований и снов.
Да, снов. Вот там-то все и начинается — в мире снов, вымысла и фантазий. А фантазии для Голубоглазого — его законная территория, его киберпространство. В них есть место для всех времен года, для всех приправ, для всех оттенков вкуса и страсти. Ведь страсть создает собственную вселенную, во всяком случае, здесь, на badguysrock; уже в самом этом названии заключена очаровательная двусмысленность — то ли это подобие скалистого острова, на который ссылаются грешники, то ли рай для негодяев со всего света, где им разрешено удовлетворять любые извращенные потребности.
Здесь каждому есть что скрывать. Для одного это его беспомощность, трусость, страх перед окружающим миром. Для второго, гражданина достойного, уверенного в себе, с ответственной работой и чудесным домом, где он всего лишь муж, мягкий, как масло с пониженным содержанием жира, — это тайная любовь к «темным лошадкам», проблемным, безнравственным и опасным. Для третьей, которая все старается похудеть, это правда о том, что ее излишний вес — просто предлог, извинение, нечто вроде толстого одеяла, под которым она прячется от мира, считая, что мир непременно съест ее. Для четвертого — это девочка, которую он убил в тот день, когда попал в аварию на мотоцикле; ей было всего восемь, она шла в школу, и тут на «слепом» повороте вдруг появился он, летевший со скоростью пятьдесят миль в час и еще не совсем протрезвевший после вчерашней попойки. Когда его занесло и он ударился о стену дома, то успел подумать: «Вот так, игра-то закончена, чувак…» Однако игра продолжалась, и как раз когда он почувствовал, что его позвоночник лопнул, словно натянутая струна, перед глазами мелькнул одинокий башмачок на обочине дороги, и он еще смутно удивился: кто это, черт побери, бросил такой хороший башмачок прямо в придорожную канаву? А потом он увидел и все остальное — то, что от этой девчушки осталось. И теперь, даже двадцать лет спустя, это единственное, что ему приходит во сне, эти сны продолжают его преследовать, снова и снова прошлое предстает с невероятной отчетливостью, и он ненавидит себя, ненавидит весь мир, но больше всего, пожалуй, ненавидит это ужасное, треклятое всеобщее сочувствие…
А как дела обстоят с Голубоглазым? Ну и он, как и все прочие представители рода человеческого, не совсем тот, кем кажется. И говорит о себе не совсем правду; но чем больше небылиц он сочиняет, тем
