блеска. Поработать над следующими сериями.
Теперь, переделав сценарий по своему вкусу, Генри доволен им. Там живая характеристика Уолпола, человека и политика, с увлекательными отступлениями — другие исторические личности, запутанная политическая жизнь XVIII века.
— По-моему, Роуз, очень хорошо. Все получится. Отправьте это миссис Каннинг, пожалуйста. Может быть, это подстегнет их и они наконец сообщат нам дату начала съемок.
Закончив со сценарием, Генри не знает, чем заняться. Разве что просмотреть старые конспекты лекций — может быть, там найдется что-нибудь для следующих серий. Он уже убедил себя, что они все-таки сделают цикл лекций.
Архив Генри в полнейшем беспорядке. Множество неразборчиво надписанных папок и коробок. Системы нет никакой, и чтобы найти что-то, ему приходится вытряхивать содержимое каждой папки и каждой коробки.
Итак, вот он, бумажный шлейф его жизни: письма, заметки, наброски к лекциям, беспорядочные свидетельства того, что он за человек и чем всегда занимался. Генри способен теперь взглянуть на свою жизнь отстраненно. Он смотрит на это скопление бумаг с интересом. Ему приходит в голову мысль, что все могло сложиться иначе. Умный молодой человек с университетской степенью запросто мог выбрать не академическую карьеру, а, например, государственную службу. Возможно, теперь он был бы одним из бонз Уайтхолла. Или заняться политикой.
А это что такое? Среди старых конспектов лекций и неразобранных бумаг он натыкается на письмо от Лорны Мейс, его бывшей коллеги. У него с ней были короткие, как сейчас это принято называть, отношения, хотя сам Генри с этим термином не знаком. Он думает о Лорне Мейс, лучше сказать, изредка вспоминает о ней как о молодой женщине, которую однажды, точнее дважды, а то и трижды уложил в постель, выражаясь языком XVIII века. Генри никогда не грешил избытком сексуальности. В молодости у него было лишь несколько мимолетных увлечений, одно из них — Лорна. Впоследствии выяснилось, что он легко может обойтись и без связей с женщинами. Генри это понял и принял как должное. Но найденное письмо внезапно показало ему, что если бы у него было побольше пылкости, а у нее — навязчивости, то все могло бы сложиться иначе. Он мог бы жениться. Иметь детей.
Генри прервал этот полет фантазии. Одного взгляда на альтернативную жизнь ему хватило. Нет, он не сожалеет ни о чем — ни в этом аспекте, ни в каком другом. Он тот, кто он есть, сделал то, что сделал, и вполне удовлетворен. Дикие выходки других людей, спровоцированные сексуальными бурями или родительским инстинктом, приводят его в недоумение. Тогда он радуется, что не поддался этим химерам.
Не считая нужным перечитывать письмо от Лорны Мейс, Генри просто смотрит на него, вспоминает карие глаза, привычку пальцем поправлять очки на носу, откровенно пугающую розовость нижнего белья, брошенного на стуле. Нет-нет. Его не интересует, что с ней сейчас. Она вне сферы его интересов, и теперь уже навсегда. Разве что письмо ее лежит вот здесь, в одной из папок.
Такова предательская природа всякого свидетельства. Генри несколько секунд все же думает о ней. Если бы тот, кто его не знает, взглянул на этот клочок бумаги, то мог бы сделать вывод, что Лорна Мейс что-то значила в жизни Генри. Такая проблема встает пред всяким историком-исследователем: насколько стоит доверять тому или иному документу?
Да уж. Генри рвет письмо Лорны Мейс и бросает в мусорную корзину. Пусть его биографы…
Не надо забывать, что целью этих поисков было отыскать что-нибудь, способное вдохновить его на вторую, третью, четвертую серии задуманного цикла. Внимательное изучение прошлого должно стать трамплином для его будущей славы. Так, а куда подевалась та штука, которую он когда-то написал о Компании Южных морей? Где она? Размышления об экономике нынче в моде.
Генри находит нужную коробку. Ага — вот оно! Боже мой, какой он был скрупулезный. Сноски, ссылки. Генри читает, просматривает. Сложно отжать все это до сухих скупых комментариев. Трудная задача. Но он готов. Сейчас, когда к нему вдруг вернулись былые силы, он на это способен.
Через неделю или чуть позже Генри уже заканчивает черновик сценария по Компании Южных морей. Может, лучше снимать эту серию в Сити? В этом будет некоторая дополнительная ирония — на фоне высоченных двадцатиэтажных зданий. И вот однажды утром звонит тот мальчик. Роуз отвечает на звонки у себя и, если нужно, приносит ему телефон.
— Это Марк от миссис Каннинг.
— Да-да, я возьму. — Генри устраивается поудобнее. — Да, здравствуйте, здравствуйте. Итак, какие планы? Вы получили мой сценарий, правда?
— Да, но это не пойдет.
— Не пойдет? — Генри не верит своим ушам.
Оказывается, дело в Уолполе. Делию Каннинг и ее команду интересует не Роберт Уолпол, а противоречия. Социальные язвы XVIII века. Преступность и бедность — вот тема программы. Нужно воссоздать атмосферу Лондона XVIII века, контраст между богатством и нищетой. Садок, кишащий разнообразнейшей рыбой.
Рыбные садки никогда не были предметом научного интереса Генри. Не его область. Он молчит.
— Хогарт… — бубнит между тем мальчик.
Хогарт. Разумеется! Конечно же, им не обойтись без Хогарта.
— Массовка в костюмах того времени? — устало поинтересовался Генри.
— Вообще-то, нет, — отвечает мальчик, и чувствуется, что он улыбается. — Я бы назвал это акустическими эффектами…
— «Опера нищих»? — прерывает Генри.
— Нет. Хотя это тоже хорошая идея. Скорее атмосферные явления, умело подобранные карикатуры Уильяма Хогарта, современные гравюры. Хотя думаю, что возможность инсценировки нельзя полностью сбрасывать со счетов.
Генри недовольно кряхтит.
— Тут возникла идея, что, может быть, вы тоже оделись бы, чтобы прослеживалась некоторая связь, ироническая, разумеется. Пусть ведущий тоже станет частью, так сказать, атмосферы…
— Я? Нарядиться в костюм?
— Может быть, и не будет ничего такого, — поспешил успокоить его юноша. — Это так, идеи. Как я уже сказал, ничего пока не решено, это только первые подступы к теме. Я уверен, получится очень убедительно.
Генри всегда умел вести себя осторожно. Что толку потрясать кулаками и кричать: «Как вы смели выбросить Уолпола! Я настаиваю, чтобы его вернули в сценарий!» Генри уже понял, что Делия Каннинг и ее команда — непробиваемая стена. Стоит закапризничать — и тебя вообще спишут. Для честного человека невыносимо терпеть унижения от этих аппаратчиков, но что делать. Лучше сейчас притвориться покладистым, а потом, после беспрецедентного успеха первой серии, он сможет диктовать им свои условия.
— Какие-то извращенные вкусы у этих людей, — говорит он Мэрион за ирландским рагу. — Но все равно надеюсь, что-нибудь из этого получится. Ты ничего не ешь, дорогая. Надеюсь, не заболела?
Мэрион не заболела, но ирландское рагу — это совершенный ужас. Тем не менее воскресный ланч в Лэнсдейл-Гарденс стал чем-то вроде передышки после утомительной недели. Поляки работали не в полную силу, потому что у одного из них травма, пришел уже второй счет на крупную сумму, да еще эта чепуха с секретаршей Джорджа Харрингтона.
Мэрион опять позвонила в надежде, что ее все-таки соединят с ним.
Ответил незнакомый голос:
— Секретаря мистера Харрингтона сейчас нет.
— Ах так! А когда она будет?
Пауза.
— Боюсь, не могу вам этого сказать.
Мэрион настаивала. Завтра? На следующей неделе? Она заболела?
