третьего лишнего у себя в доме. Да-да, конечно, Роуз делает это не потому, что кому-то что-то должна, а потому, что беспокоится о матери, чувствует за нее ответственность и, возможно, даже любит ее, хотя такие вопросы у них не обсуждаются. Они не из тех, кто выставляет привязанности напоказ.
Несмотря на все вышесказанное, ситуация ненормальная. Шарлотте следует жить в своей квартире. Это, разумеется, не значит «с глаз долой — из сердца вон». Можно же навещать ее. А Роуз и Джерри надо дать возможность наслаждаться радостями семейной жизни, если то, что они испытывают, можно так назвать, если это то, чего они когда-то хотели и на что надеялись. Времена, когда нищих, беспомощных стариков усаживали у камина, кормили, ворчали на них и по мере сил подталкивали к могиле, давно прошли. Теперь есть государственные программы и все такое.
— Помощь на дому, — сказала она Роуз. — Будут приходить каждый день…
У Роуз на лице появилось упрямое выражение. Впервые Шарлотта увидела его, когда дочери было года три или четыре.
— Нет.
— Нет, правда, это мне подойдет…
— Нет.
Роуз была хорошей девочкой, она никогда не доставляла хлопот, но всегда умела оказать вот такое тихое, но твердое сопротивление. Шарлотта рано поняла, что если Роуз чего-то не хочет, то она этого делать не будет, можно не стараться ее заставлять. Повзрослев, она тоже поступала только так, как считала нужным, и не стоило труда высказывать ей свое неодобрение или предлагать какие-то альтернативы. Роуз выбрала не очень престижный университет, потому что туда поступала ее подруга. Шарлотта сначала протестовала, но потом смирилась, зная, что ее все равно не послушают. Затем была работа в офисе, совершенно бесперспективная, следом дети — прекрасные дети, надо Бога благодарить за них. Вот тогда-то, когда ими нужно было много заниматься, его светлость и предложил Роуз удобную временную работу, которая стала постоянной. Шарлотта относилась к Генри с некоторой враждебностью — ведь он, по сути дела, загубил карьеру Роуз, заставив ее приплясывать вокруг себя, когда она могла бы…
— Да, я знаю, знаю, — обычно говорит Шарлотта в ответ на непроизнесенную реплику Роуз. — Я знаю, что ты никогда не хотела делать карьеру, и все же…
Сама Шарлотта в свое время даже не задумывалась о том, хочет она выстраивать свою карьеру или нет. Просто она очень хорошо делала то, что делала. Вооруженная свеженькой степенью, она начала преподавать в неистовые шестидесятые. Для многих это было время мини-юбок и «Битлз». Шарлотта тоже, разумеется, носила мини-юбку, но прежде всего понимала, что есть что-то, чем она может с успехом заниматься и получать от этого удовольствие. Она учила молодых и восприимчивых людей любить чтение, как любила его сама. Шарлотта умела оживить сухие экзаменационные тексты, стояла перед классом и видела внимание и сосредоточенность на лице каждого ученика. Она светилась от удовольствия, читая умное, хорошее сочинение, быстро росла и вскоре перешла в более престижную школу. Шарлотта могла бы стать директором, но не пожелала: ей хотелось работать с классом. В конце концов она стала завучем по английскому языку в одной из лучших школ для девочек в Северном Лондоне и прекрасно готовила своих учениц к поступлению в лучшие университеты. Для многих она стала легендой. Миссис Рейнсфорд, которая в хмурый, сырой понедельник, когда ты простужена, брошена бойфрендом, а до экзамена второго уровня еще целый месяц, могла буквально загипнотизировать тебя «Макбетом».
Вот и вся ее учительская жизнь, вся ее карьера, если можно так выразиться. Теперь Шарлотта оглядывалась на нее с удовлетворением, но тут же начинала ругать себя за самодовольство.
«Я лишь передаточное звено, транслятор, — думала она. — Просто мне повезло: я способна побудить людей услышать стихотворение, прочувствовать роман. Сила-то не во мне, а в самом материале, в языке. Все, что от тебя требуется, — указать верное направление».
В доме дочери Шарлотте не хватает ее книг. Стен с книжными полками. У Роуз и Джерри, конечно, есть книги, но далеко не так много, как у нее, к тому же некоторые из них для нее совершенно загадочны, и это по-своему увлекательно. Шарлотта провела утро над «Руководством по ловле пресноводных рыб», принадлежащим Джерри, и многое оттуда почерпнула. Равно как и из его справочников по столярному делу и ремонтным работам, хотя постепенно у нее стали слипаться глаза.
Сейчас Джерри пятьдесят четыре года, но и в двадцать семь, когда они с Роуз поженились, он казался пятидесятичетырехлетним. Он был одним из тех молодых людей, которые никогда не бывают молодыми. Вернее, сквозь их молодость просвечивает зрелость, с нетерпением ожидая момента проявить себя. Он был осторожен, сдержан, практичен. Они с Томом сошлись тогда на том, что Джерри — симпатичный и разумный парень, надежный, не из тех, кто слетит с катушек, и что он очень подойдет Роуз. Никому не хотелось искать недостатки. Сомнений вслух не высказывалось.
«Может, он чуть-чуть туповат, — думала Шарлотта. — Правда, мы его по-настоящему пока не знаем».
Теперь, пожалуй, она его знала. Насколько вообще можно знать человека. Ей известны политические взгляды Джерри, весьма умеренные, его тщательно скрываемое несварение, неумение вести споры, боязнь полысеть. Он действительно лысеет. Она знает, чего Джерри категорически не переносит — непунктуальность, чеснок, Испанию, таблоиды, немецких овчарок. Отвращение к Испании коренится в давнем отпуске, проведенном там с семьей, когда возник конфликт с владельцем отеля насчет качества обслуживания. Немецкие овчарки, вероятно, родом из детства — лучше не спрашивать.
Шарлотта привыкла к Джерри. Он уже давно является для нее частью пейзажа. Муж Роуз, вот и все. Время от времени Шарлотта сравнивает Джерри с ее собственным покойным мужем — какой контраст! Она тут же гонит эти мысли прочь. Том, такой энергичный, непредсказуемый, интересующийся всем на свете. Он, как и она сама, мог дать сто очков вперед любому из своих коллег. За ним буквально охотились лучшие школы. Этот зверский, молниеносный ранний рак — ничего не смогли сделать — заставил его уйти с работы в пятьдесят лет. Они вдвоем, держась за руки, проживали день за днем, ожидая неизбежного.
Шарлотта сидит на кухне в доме Роуз и Джерри за завтраком и читает оставленный Джерри «Телеграф». По правде говоря, человек, привыкший к «Гардиану», читая «Телеграф», испытывает странное ощущение. Бедро сегодня болит, но переносимо. Бывало хуже, гораздо хуже. Чуть позже она предпримет вылазку к воротам, хотя Роуз, конечно, предпочла бы, чтобы мать этого не делала — вдруг опять упадет, а дочь придет с работы не раньше половины второго, когда закончит с его светлостью.
Живи Шарлотта у себя дома, ее день был бы заполнен. Встаешь под программу «Сегодня» — иногда вклинивается Джон Хамфрис, — завтракаешь с «Гардиан», убираешь на кухне и во всей квартире, потом душ, прогулка по магазинам, ланч с книгой на подставке. Одно из преимуществ одинокой жизни состоит в том, что можно читать за едой, никого этим не обижая. Отдых на диване, потом все дневные дела — письма, работа в саду, по вторникам и четвергам преподавание в школе грамотности для взрослых. Наконец, вечер — много-много времени для чтения и телевизора, если, конечно, там показывают хоть что-нибудь, что можно смотреть.
Здесь ничего, кроме чтения. У Шарлотты есть несколько книг, привезенных из дома, и она поручила дочери купить новый роман в бумажной обложке. Так что самое важное по-прежнему доступно, хотя, пожалуй, она получала гораздо больше удовольствия от книг, когда чтение было приурочено к определенным часам дня. Если можно почитать в любое время, то ты не так ценишь это. Да и сосредоточиться ей теперь трудно — отвлекает ноющая боль в бедре, необходимость вовремя принять лекарства.
Чтение всегда было смыслом ее жизни, необходимостью, поддержкой. Шарлотта читала не только для того, чтобы получить информацию, не только для развлечения и времяпрепровождения — она к каждой книге подходила как бы ментально невинной, ждала от нее откровения. Например, Шарлотта с интересом читала о сексе, о том, как рождаются дети. У нее было много причин для чтения. Она читала для того, чтобы каждый раз заново открывать для себя, что хорошо и что плохо; читала, чтобы проверить, так ли все у других, как у нее, а когда вдруг понимала, что не так, снова читала — чтобы выяснить, что же она пропустила.
В десять лет Шарлотта прочла Ветхий Завет — про кровное родство, про «не желай жены ближнего твоего»… Это ничего для нее не прояснило, а, пожалуй, наоборот, только сбило с толку.
В восемнадцать она раздобыла «Фанни Хилл» и была ошеломлена и заинтригована.
