всплакнула. А как естественна она в своих роскошных хоромах. Другая бы и за порог не пустила…
Я с нетерпением ждал следующего дня и все гадал, придет Ира в школу или нет. На большой перемене, вбежав к ее классу, как бы невзначай несколько раз прохаживаюсь мимо галдящих девчонок. Иры, увы, среди них нет. Ничего не поделаешь, придется поворачивать оглобли, или, говоря любимым словцом матери, спуститься вниз, не солоно хлебавши. И тут, о счастье, о фортуна! — она мелькает в девичьей стайке. Хорошо бы тут применить стоп-кадр — она же ищет меня взглядом. Я же это вижу. Отчаянно машу рукой, и она отвечает своей кроткой улыбкой. Мать моя, я, кажется, начинаю балдеть, иначе с чего я вообразил, что Ира пытается обратить на себя мое внимание. Она стоит вполоборота ко мне, все еще не двигаясь с места, ведя нарочитую беседу с подружками. Ничего, мы не гордые, нам не привыкать делать шаг первым. Без этого она б не оказалась в моих руках.
— Привет! — как же классно она выглядит, даже следы царапин на щеке не портят ее очаровательное личико, сияющее загадочной улыбкой. — А я тебя весь день ищу, чтобы спросить, как ты себя чувствуешь?
— Я в порядке. В принципе, мне повезло — отделалась парой царапин. Врачи говорят, что я родилась в рубашке.
— Выходит, я зря переживал… — и тут я осекся. Ну и тема для светской беседы, черт бы тебя побрал, Артемка! После таких сантиментов она решит, что герой братвы «Красного кольца» сохнет и дохнет по ней.
— Правда? Ты действительно беспокоился? — тень счастливого смущения озарило ее лицо. — Если честно, то мне повезло, что ты оказался рядом вчера. Не представляю, как бы я дошла до дома без тебя.
— Раз так, придется стать твоим секьюрити. Идет? Сегодня после школы идем домой вместе — провожу домой?
— Идет, — согласие следует после короткой заминки, и даже с нескрываемым огорчением: — Только у нас сегодня шесть уроков.
— Значит, я тебя буду ждать в вестибюле после шестого.
Может это и есть любовь, а может нечто иное. Только это мечта несет меня на своих невидимых крыльях через все этажи к вестибюлю, никого не замечая, сметая все и вся на своем пути. А вот и она — такая далекая и близкая, такая долгожданная. И мне хочется горланить на всю улицу, как Дима Билан: «Я устал, хочу любить, но так, чтоб навек!» Именно — навек. Но песня и музыка не моя стихия, хотя во мне все поет. И мороз мне, облаченному в тонкую куртку, нипочем, и снег хрустит как-то по особенному и время несется с бешенной скоростью, и подъезд ее дома, поглотившего Иру, кажется родным и близким…
…В клубе собрание, его я ждал с нетерпением. Нет, что ни говори, а жизнь моя преобразилась. Словно разом кончилась сырая муть осени и неожиданно наступила пора уверенности и удач. Мне надо рассказать о своем однокласснике Юре. Если смогу убедить ребят в том, что он правильный пацан, в следующий раз можно привести его к нам. Чем больше таких пацанов в «Красном кольце», тем надежней и сплоченней наше братство. И перед Учителем не ударю лицом в грязь, ребята еще больше зауважают. Это для меня особо важно. Дело не в том, что хочется выделиться. Клуб мне представляется настоящим воинством, а значит, те, которые стоят во главе его, ведут остальных вперед. Я желаю быть таким, и я им стану. Вот и Учитель о том же говорит, что организация не стоит на месте. Когда все только начиналось, год назад, в «Красном кольце» состояло всего двадцать ребят. Сегодня братство объединяет больше сотни человек. Как тут не орать от восторга. Ура Учителю! Учитель поднял руку, призывая всех к спокойствию:
— И поэтому я думаю, что настало время разбить нашу организацию на десять отрядов, и каждый из них возглавит командир. Какие будут предложения? — Чего тут думать — решение Учителя верно! Зал одобрительно загудел. — Итак, оглашаю список тех, кого считаю нужным поставить во главе отрядов. Обдумайте каждую кандидатуру и на следующем собрании — после Нового года взвесим, как говорится, все «за» и «против». Я не представлял себе, что кто-то возьмется перечить выбору Учителя. А с другой стороны он сам приглашает высказаться…
В мгновенно наступившей тишине зачитывается списки будущих командиров. Некоторые из них мне уже знакомы. Все они — члены клуба со стажем. И вдруг звучит и моя фамилия. Повезло же мне! Вот так сюрприз! А может ошибочка какая или однофамилец выискался? Но по лицам ребят вижу, что речь идет обо мне. Теперь самое время рассказать о Юрке, рекомендация как нельзя кстати, Учитель одобрительно кивает головой. Ну что же, все идет как надо. Одно плохо — кое-кто из ребят отводит взгляд, явно смущенные моим выдвижением. Завидуют? Скорее, удивлены — я ведь новичок в клубе. Как тут не подумать: из молодых да ранних. Вот и Федька вместо того, чтобы поздравить, проходя мимо, двинул меня плечом. Больно не от удара — от обиды. Неприятный момент, этого так нельзя оставлять. Я останавливаю его во дворе, когда уже никого нет.
— Федя, подожди, нам надо поговорить.
— Мне не о чем с тобой говорить, — он обошел меня и двинулся дальше.
Я нагнал его, не теряя надежды, что он выслушает меня.
— Мы же друзья, более того — братья!
— Мы, действительно, дружили, но в клубе ты по-новому раскрылся — подлизой обернулся, пронырой! — Он смотрит на меня с презрением. — Пролезть хочешь в любимчики! Ради этого на все готов. Не то, что друга, мать родную продашь! Так что кончилась наша дружба, братец Лис.
Как убедить его в том, что он жестоко ошибается? Как объяснить, что симпатии Учителя связаны вовсе не тем, что я выкаблучиваюсь перед ним, а воспоминаниями о войне, где он потерял друга? Но динамит, которым Федя начинил себя, уже приведен в действие. Он сбрасывает мою руку и молниеносно проводит удар, не оставляя никаких шансов ни увернуться, ни заблокироваться. Короткий удар в челюсть и я на асфальте. А бывший друг так же резко поворачивается и исчезает в темноте. Как будто его и не было.
Вот я и потерял своего единственного друга. Жаль, конечно. Очень жаль. Но горевать по поводу того, что из моей жизни исчез Федор, нет оснований. Значит не особо и верным другом был, если мой первый успех мог его так оттолкнуть. Зависть — страшное дело. И хорошо, что так вышло сейчас, а не позже, когда он меня мог подставить по-серьезному, подлянку мне кинуть.
Я вовсе не одинок. Да, я лишился друга. Но приобрел еще больше: Учителя, можно сказать отца. И к тому же наверняка стану командиром: значит будут люди, за которых я буду в ответе. С Нового года начнется новая жизнь! Так что — вперед, без уныния и сомнений!
…Незаметно подошло двенадцатое декабря. Мама считает этот день знаковым, с отметиной. И все очень просто: двенадцать на двенадцать дают сто сорок четыре, выходит, я должен прожить именно столько лет. А то, что накануне по телику показывали 16-летнего пацана, ставшего чемпионом мира по вольной борьбе, в то время как, я, его ровесник, только копчу небо, ее ничуть не волнует. Правда, очень скоро я выдвинусь в командиры, что не каждому дается в шестнадцать лет! Это что-нибудь да значит! В этот день она, как всегда, будит меня поцелуем и протягивает мне подарок. Она считает, что главное в подарке — упаковка, чем красивее, тем лучше. Вот и сегодня я с утра — я обладатель коробки, пестрящей розочками, ленточками, бантиками. Как тут не поморщиться: все-таки я уже не ребенок, но через секунду я готов расцеловать маму:
— Это же мобилка! И какая крутая! Супер! Ты у меня супер! — я готов прыгать от восторга на кровате, как в детстве.
— Мне сказали, что это самая модная модель, — щеки мамы даже чуть зарделись от удовольствия. Полезла было погладить меня по головке, да наткнувшись на колючий мой ежик, отдергивает руку, словно обожглась.
— У Иры точно такая же мобилка, только по-женски отделана — с красной каймой. Не то, что мой — серо-стальной телефон. Его по всем каналам рекламируют крутые, накачанные ребята. Чем я теперь не крут?!
— У Иры? А кто это такая? — вечно бдительная мама настораживается.
— Да так, одноклассница, — как можно неопределенней и безразличней отвечаю я.
