Ярлы за столом учтиво засмеялись.
– Синдред-горевестник ему на ухо не нашептывай, Реккаред бы с нами и на Килей пошел, – закончил учитель конунга. – Что гонец-то говорит? Я видел, еще вчера вернулся…
– Время позвать гонца, – отложив зеркало, Йормунрек глянул на Биргира.
Тот дернул за цепочку, висевшую на стене у очага. Внизу приглушенно звякнул колокол. Во времена Бейнира, за этим однократным звуком скорее всего последовало бы появление девы с полоской шелка, обернутой вокруг бедер, другой полоской, едва прикрывавшей перси, и с серебряным подносом вкусностей. Послышались шаги. Поднявшиеся по лестнице и вставшие в проходе трое, увы, не несли ничего съедобного, и глазу никак не удалось бы на них отдохнуть, в отличие от той дворцовой служительницы. Воинов по сторонам можно было принять за братьев Биргира. Неграмотное народное присловье, просившееся на ум при виде их лиц, было «тупой, как тролль.» Горм обладал некоторым опытом, позволявшим ему усомниться в правильности этого оборота, и мысленно исправил его на «тупой, как троллиная задница.» Стоявший посередине и ростом чуть пониже Йормунрековых карлов казался менее свинцово безмозглым, но слабо теплившаяся искра разума освещала морду, которой лучше было бы оставаться в тени, с маленькими глазками, слегка приплюснутым и основательно перекошенным носом, и пастью, как у сома.
Эцур Большеротый открыл рот, закрыл, уставился на конунга, потом на Биргира с его разогретыми в огне щипцами и прочей железной пакостью, наконец на Горма, и выпучил глаза, что в его исполнении вышло сильно слабее, чем открывание рта.
– Кланяйся конунгу! – возвоняла одна из троллиных задниц.
Эцур вышел из оцепенения достаточно для того, чтобы отдать требуемый знак почтения, правда, потеряв равновесие и чуть не растянувшись. Йормунрек сделал небольшое движение головой влево-вправо. Охранники удалились.
– Говори? – предложил конунг.
Гонец сделал еще пару движений ртом – ну ни дать, ни взять, сом, которому в жабры попала песчинка. Впрочем, еще одного взгляда в сторону очага оказалось достаточно, чтобы вдохновить Большеротого на то, чтобы ляпнуть:
– Конунг, Синдред-тул[117] мертв, как ты приказал!
Створки окна с ударом распахнулись, и в покой влетела огромная иссиня-черная птица. Она уселась на спинке кресла за конунговым, сложила крылья, каждое с добрый аршин, и разинула клюв:
– Мерр-р-ртв!
Объяснимо спавший с лица Эйольв, в вершке над чьей головой ворон впечатляюще вторгся вихрем в помещение, запустил руку за пазуху, бесшумно шевеля губами.
– Вот и донашептывался, – удовлетворенно заключил Йормунрек. – Рассказывай, как он мучался, потом я тебя награжу.
– Ты, конунг, велел его прикончить отравленной рыбой, на страх тем, кто идет против воли Одина. Так я и сделал.
– Все по порядку властелину расскажи, – вступил Торлейв.
– Особенно, как мучался! – добавил Биргир.
– Я привел снеккар к Толаборгу, с грузом рабов. Как ты велел, я дал нескольким покупателям знать, что у меня еще есть шкуры и диковины с южного материка. Через несколько дней, ко мне пришел Синдред, посмотреть на диковины. Как ты велел, я показал ему шкуру и череп исполинской обезьяны и животное кунгуру. Синдред захотел купить животное. Я зазвал его на следующий день завершить сделку и пообедать. Утром, я купил у рыбаков большую меч-рыбу.
Йормунрек кивнул. Воодушевившись, Эцур продолжал:
– Мы сели обедать в моем шатре. Синдред выпил со мной вина. Тогда я поднял со стола меч-рыбу, посыпал ей меч ядом, что ты мне дал, вонзил ему в живот, и сказал: «Так будет с каждым, кто идет против воли Одина.»
Большеротый торжествующе оглядел присутствовавших и, с полным отсутствием понимания причин внезапно повисшего над покоем и грубо ощутимого, как брюхо панцирного слона, тяжелого молчания, возобновил рассказ:
– Он захрипел, выпучил глаза, и умер.
Молчание еще потяжелело, словно слон выпил несколько ведер пива. Наконец, Йормунрек сказал:
– Я тебе что велел сделать?
– Убить Синдреда отравленной рыбой! – по-прежнему торжествующе выпалил Эцур.
– А ты что сделал?
– Убил Синдреда отравленной рыбой? Что, лучше было рыбу-пилу взять и его ей запилить? – до Эцура, похоже, стало помалу доходить, что им по какой-то причине недовольны.
Йормунрек покраснел. Биргир принялся рыться в пыточном снаряжении, вполглаза следя за конунгом. Йормунрек побледнел и пробормотал:
– Кто ж мне Барда заменит…
Голосом погромче, он сказал, полуобратясь к Эйольву:
– Пиши! Награду за голову Эгиля Сына Лысого удвоить до восьми марок золота, если мертвый, и до шестнадцати, если живой!
– Это дело, – вполголоса пробухтел в кружку Берг-Энунд. – Я бы за него еще эйрира три накинул, да свободного золота нет.
– Вот с тобой, жаба двуногая, умом траченая, что делать, – конунг уставился на Эцура. – Это безобразие с рыбой кто-нибудь видел?
– Да, конунг! Шатер был открыт с одной стороны, и многие видели и слышали, что бывает с теми, кто идет против во…
– А как они тебе уйти дали? – перебил конунг.
– Как я Синдреда ударил, его карлы на миг обмерли, ну, мы все на снеккар, и ходу. Несколько за нами погнались, на причале их порубили.
«А что сталось с животным кунгурой?» – хотел спросить Горм, но решил воздержаться.
– Так что ж мне тебе определить… – конунг нехорошо улыбнулся, точь в точь как он улыбался много лет назад, сидя с удочкой на пристани в Йеллинге, болтая босыми ногами над водой, и собираясь нарочито медленно насадить на крючок очередного червяка.
В виде предложения, Биргир поднял в воздух щипцы, губки которых багрово светились. Йормунрек покачал головой. Палач порылся в мешке, лежавшем на полу, и вытащил бурав. Горм уже принялся прикидывать, какая чувствительная Эцурова часть будет первой намотана на витую железяку, и сколько витков выйдет, пока Йормунрек смотрел то на Большеротого, то на бурав.
Ворон одним глазом, в котором багрово отражался огонь, глянул на пыточные принадлежности, и сказал:
– Все мы только орудия в руке Всеотца.
Впрочем, Горм заподозрил, что звук мог исходить и не от птицы, а от сидевшего в кресле. Тот был облачен в длинное черное одеяние. Клобук скрывал лицо, а длинные рукава – руки.
Конунг оправил рукой бородку и уточнил:
– Что я тебе приказал, то ты и сделал, так?
– Да, конунг! Слово в слово!
Воспитанник и ученик Торлейва рассмеялся.
– Эйольв, еще пиши. Я наказываю за невыполнение приказов. Я не стану наказывать того, кто выполнил мой приказ слово в слово. Только вот что, Эцур… Мне не нужны карлы с избытком ума, но столько дури, сколько ее в твоей жабьей голове, это уже слишком. Ты больше мне не служишь. Бери свой рабами заблеванный снеккар, и чтоб духа твоего здесь не было.
– Но конунг… Конунг… – Эцур упал на колени.
– Поймаешь Эгиля, тогда можешь вернуться. Биргир, помоги ему спуститься по лестнице.
Вместо того, чтобы встать, Эцур шустро побежал к лестнице на четвереньках. Подоспевший Биргир успел дослать его в направлении ступеней мощным пинком в зад. Вопль бывшего карла вызвал легкую улыбку на лице владыки.
