те места, куда может упасть агломерат, и предусмотрительно подстелили там соломку. В самом деле, куда ни кинь, всюду исключалась возможность оступиться.
Кража, спекуляция, вещизм, жажда наживы — все устраняется просто фактом изобилия. Таким образом, материальное благополучие — важнейшая составная системы Защиты против Дурака.
Изобилие грозит стать пороком скорее чем нищета. Утрачивается горизонт потребления, когда последнее диктует все новые, доселе невиданные потребности, которые оборачиваются массовыми капризами, а те, в свою очередь, и все вместе превращаются в душераздирающую драму. Изобилие взрывоопасно, оно порождает тягу к дефициту: иметь то, чего нет у других, но к дефициту нового качества, который продиктован соображениями престижа, но проявлением индивидуальности — личность пытается найти свое самовыражение в отличности одежды, интерьера, даже мышления (ибо в области мысли тоже возможно перепроизводство, вал). В работе себя трудно проявить: те же операции примерно так же выполняют сотни тысяч агломератов. Даже в творчестве индивидуальность блекнет, как только в этот процесс подключатся миллионы: сто художников способны подарить обществу пять ярких талантов, тысяча — десять. От числа индивидуумов, занятых «производством искусства», не зависит качественный скачок — это не спорт. А если взглянуть на возможный вред, то… При наличии, скажем, тысячи художников, манеру самых талантливых из них пытаются тиражировать в пять раз больше плагиаторов, эпигонов, ремесленников, и в глазах публики яркость подлинных талантов блекнет (не гаснет). Каково же будет положение при миллионе художников?! Ведь статистически они опробуют все возможные пути развития искусства, все творческие манеры, все откровения а выверты духа!
Вот и увидели: принцип изобилия благороден, искренен в своем стремлении к благу, но и… чреват опасностями. Горизонт потребления. С одной стороны — потакание капризам, выкобенивание глупости, которой все мало, мало, мало. А с другой — явление сугубо рациональное, свидетельствующее о тонкости агломератской психики — желании сохранить индивидуальность хоть в мире ширпотреба. Каковы бы ни были мотивы постоянного отодвигания горизонта потребления, так или иначе это… явление ненормальное, дестабилизирующее экономику… Если бы Защита могла быть гибче, она бы напустилась со всем присущим ей упорством, доходящим до ожесточения, на эксцессы безудержного роста потребностей, оградила бы производство от требований выдумщиков, которым все мало, мало, мало. Да, тут глупцы взвыли бы от злости. Но пригрозив наградить их званием Дурака, Защита быстро вышибла бы из них весь гонор. Увы, Защита поступила иначе: она «задергалась», то запрещая производству следовать капризам зарывающихся потребителей, то приказывая производству скоренько удовлетворить те же капризы.
Этот постоянно колеблющийся курс создавал в стране унылую атмосферу двойственности — ничем не подкрепленные крики о приоритете духовных ценностей в условиях непоследовательной политики в области удовлетворения капризного спроса. Из этого рождались упреки в демагогии. Защита была воистину полигоном для демагогии.
Следовать бы Защите за вторым мотивом отдаления горизонта потребления — возвышенным. Но этот мотив толком исследован не был, да и некогда было до таких тонкостей доходить. Нужно было удовлетворять массу капризничающих единственно от незнания, чем в этой жизни заняться.
Оказалось, изобилия достичь невозможно, потому что рост потребностей заведомо опережает наиновейшие технику и технологию, самую прогрессивную и продуктивную общественную структуру. Хоть афоризмами, а все равно спекулировать будут… Тупик какой-то — и в поведении ЗОД, и в моих мыслях. Разве ЗОД не должна была переключить интересы населения с материальных на духовные? Разве… нет, тут сплошные загадки, тупик, тут думать и думать надо.
Глупцам свойственны честолюбие и карьеризм. Защита лихо расправилась с этими пороками, поставив перед ними заслон — отсутствие служебной лестницы в привычном облике. Президенты избирались в лотерею, иные высокие посты, кроме воительских, мало прельщали из-за большого объема работы и ответственности, а главное, из-за их непрестижности — ЗОД нарочито унижала агломерата, взбирающегося «вверх», — она перевернула лестницу, поставив высших руководителей в положение париев. Воистину, руководителями должны были становиться только отчаянные головы, способные жертвовать собой из любви к делу. Защита, однако, переборщила: множество талантов погибало, не рискуя примкнуть к париям, видя, что начальники лишены не только привилегий, но и реальной власти, инициативы. Избавив начальство еще и от мало-мальской самостоятельности, создав бесконечные цепочки принимающих решение, ЗОД не столько обезопасила общество от возможных легкомысленных приказов, сколько выхолостила смысл иерархии, породив феноменальную бюрократию.
Любопытно, что, огрызаясь, так сказать, на все стороны, борясь со всяческими потенциальными пороками, ЗОД никогда, даже робко, не выступала против бюрократизма. Наоборот, бюрократизм был ее сутью, способом существования. Это был бюрократизм, возведенный в принцип, бюрократизм как панацея, бюрократизм как высшее достижение и наиболее целесообразный метод. Бюрократизм был тенетами, в которых должен был беспомощно барахтаться Дурак. А — в действительности оказался тем неводом, который вылавливал косяки дураков, еще до того, как они могли совершить свои глупости. Увы, сеть оказалась мала для всех дураков. За примером не далеко ходить — я действовал совершенно спокойно, а ведь я — сгусток глупости, остолоп в кубе, в сотой степени, в тысячной. Кто и чем препятствовал мне? То- то…
И вот какая мысль сформулировалась прямо в ходе размышлений. Защита была направлена на сокрытие от миллионов агломератов того, что они — глупцы. Защита лихорадочно предупреждала или поспешно заметала следы их проступков. Они ведь были «безызъянно умны». Общество, построенное на таких началах, не могло существовать бесконечно. Общество, которое само от себя скрывает глупости, творящиеся в нем — нестабильно. Оно может быть по своей программе положительным, но изначально оно, того не сознавая, культивирует сорняки, которые неизбежно заглушат злаки.
Защита была рассчитана на глупцов. Она брала их, как детей, за руку и переводила заботливо на другую сторону тротуара, то есть от рождения — к небытию. Одного она не учитывала: «дети» не только были глупы, но и хитры: хитрость становилась их продолжением, апофеозом их глупости. Глупцы были себе на уме. Славя Защиту, они втихомолку объезжали ее, обходили ее, как чтимое, но досадное препятствие. Как кроту в норке, так дураку — уютно в своей глупости. А Защита выживала крота из норки, и он, конечно, ожесточенно сопротивлялся этому. Защита не позволяла совершать глупости, а агломерат злился и делал по-своему.
Беда в том, что Защита, определив однажды линию поведения по каждому из сонма вопросов, уже не меняла ее, несмотря ни на что. Постоянно учащалась ситуация, когда чуть ли не все члены общества ясно сознавали: то-то и то-то уже устарело, не нужно, плохо — и продолжали делать то-то и то-то, пропагандировать то-то и то-то, судорожно держаться за то-то и то-то. Несчастье заключалось в том, что единожды выбранное решение данного вопроса получало защиту от Дурака, то есть защиту от возможности изменить его по воле какой-нибудь неумной головы. Но, увы, умная голова уравнивалась в правах с глупой. Навечно.
В одной из папок архива Предтечи, среди важных обстоятельных бумаг, я наткнулся на клочок бумаги, аккуратно пришпиленный к делу. Почерк Предтечи. Очевидно, он так спешил с запиской, что написал ее на первом попавшемся обрывке. Бегущая строчка гласила:
«Вы сообщаете, что ВАКЦИНА ПРОТИВ ГЛУПОСТИ НЕ НАЙДЕНА, требуя остановить уже запущенную пропагандистскую машину! Идиоты! Уже поздно. Прививайте ЧТО УГОДНО — хоть витамины колите! Дело не в уколе, а в психологическом шоке. Записку сожгите. Я лично придушу любого, кто осмелится разгласить тайну. Еще раз повторяю — колите ЧТО УГОДНО».
Если бы мне подсунули такую записку ступеней десять назад, я бы немедленно покончил с собой. Теперь я даже не очень удивился.
Записку не сожгли, хотя положили в самые секретные папки.
— Кто охранял сейф с особо секретными документами и кто имел к нему доступ? — поинтересовался я у Чунчи, изучавшего документы о деятельности оранжевых.
— Электронные роботы.
— Эти безмозглые? Самый низший разряд роботов?
— Да. Мало того, что это были несовершенные роботы, так у них была еще изъята и большая часть блоков памяти — они не умели читать. Они не подпускали ни одного агломерата к папкам.
— Да, Защита законопатила все дыры. И все же Предтеча оставил документацию. Он предвидел
