— Почему профессор?
— В очках, говорят, такой интеллигентный. И жлобов на ура раскидывает.
— На ура, говоришь, — Олег задумчиво поскрёб чисто выбритый подбородок и освободил ноги пленника.
Не веря счастью, вор шустро поднялся, покачнулся, вытер руки о джинсы. Икнул, набросил куртку и засеменил в прихожую.
— Иди с миром, Валентин, — пожелал Олег спине, спешно удаляющейся в тёмные глубины подъезда. — Привет Профессору.
И тут раздался крик Иветты.
Вета спала. Ей снился остановочный комплекс «Зарянка». Холодный ночной воздух приятно отрезвлял, расплёскивая по плечам белокурые волосы. Полуослепший фонарь очерчивал почти правильный круг грязно-жёлтого света, выхватывая её саму в клетчатом пальто и запертый магазинчик. На заплёванном крылечке павильона, обклеенного рекламой дешёвого пива, туда-сюда перекатывался окурок. Ни людей, ни маршруток, ни вечно ссорящихся воробьёв. Лишь макушки тополей склоняются друг к другу, чтобы пошептаться о странной гостье, что неизвестно зачем явилась сюда в полночь. Тихо.
— Я тебе не нужна.
Это не вопрос, утверждение, да такое уверенное и тяжёлое, что Вета повернулась и с удивлением заметила рядом понурившуюся Римму. Как нелепо видеть её здесь, в этой легкомысленной розовой пижамке с аляповатыми пятнами от света фонаря. Голова-одуванчик поникла, взгляд устремлён на босые ноги на бетонной площадке, но не здесь, далеко-далеко. Сердце девушки забилось чаще. Что это? Сон? Или ещё одна страшная сказка?
— Я в понедельник в милицию позвоню. Я найду твоих родителей.
Тени вздрогнули на лице девочки, но Вета почему-то твёрдо уверена, что губы её скривились в безутешной ухмылке.
— Ты такая глупая, мама… Иногда я думаю — а правда ли я твоя дочь? Тебя ведь никто не заставлял, ты сама. Сама в осколки полезла, сама крови в песок времени намешала, душу мне подарила. А сейчас родителей искать хочешь…
Девушка почувствовала, что не хватает воздуха. Она всё силилась что-то сказать, но слова не шли.
В голове вертелась одна фраза, которой человек автоматически отгораживается от мира фантазий и сказочного бреда, и, наконец, она была озвучена:
— Не может быть!
Римма вынула руки из карманов и снова засунула, продолжая сверлить взглядом бетон.
— А ольшиков тоже не может быть?
Вета замолчала, пытаясь собрать мысли воедино. Всё правильно — именно её саму и напомнила девочка, волосы, черты лица, сложение, манеры, горькая складка у рта. Только глаза голубые, не её…
Откуда-то из темноты голодным волком заурчал двигатель, неприятно свистнули шины и перед «Зарянкой» выросла громада длинного чёрного автобуса. Таких Вета раньше не видела, ни здесь, ни в Тишинске: не ПАЗ, не ГАЗ, не ЛАЗ, и не Икарус. Тонированные окна, затянутые тьмой, как нефтяной плёнкой, подрагивали в такт гудящему мотору. Со змеиным шипением дверца открылась, сложившись гармошкой. Бездонной пастью зиял провал, приглашая внутрь ступеньками, обитыми рифлёной резиной.
— Что это за автобус?
Римма подняла, наконец, голову. В голубых глазах плескалась тоска, щедро разбавленная страхом.
— Он забирает детей, от которых отказались родители.
— Зачем? Куда?
— Никто не знает. Оттуда никто не возвращается. Если я не нужна, я должна уехать.
— Да я… Не готова. Какая из меня мать? — торопливо забормотала девушка.
Ей казалось, что это прозвучит сердито, но ночной воздух исказил слова до нелепого оправдания. Римма вздохнула, покачнулась и нехотя шагнула в сторону автобуса. Вета вдруг поняла, что по его гладкому корпусу не бегут фонарные блики. Из отверстой пасти несло слепым ужасом и липким одиночеством.
— Да мне тебя одной даже не прокормить! — возмутилась она в спину дочери.
«Господи… она что,
Римма остановилась. Замерла. Обернулась.
«Господи… слава богу!»
— Знаешь, какие гроши я зарабатываю? — радостно зачастила Вета. — Еле на себя-то хватает — всё на оплату квартиры уходит…
— Тебе надо денег? — сухо произнесла девочка. — Сейчас.
«Зарянка», фонарь и автобус в мгновение ока перекувыркнулись и обратились ночной квартирой, тихой и душной. На диване, раскинувшись, по-прежнему сопел старик, бормоча во сне что-то неразборчивое, на полу распластались Бертран и Мартин. За окнами отступала тьма, серея в мутную тяжёлую завесу. Настенные часы показывали пять утра. В прихожей послышался негромкий щелчок замка.
Римма крепко сжала ладонь Веты и, склонившись над Мартином, приказала:
— Смотри.
Внезапно всё разом замерло и стихло: храп, сопение и даже тиканье часов. Воздух загустел и, казалось, потерял все запахи и жизнь. Словно кто-то вдруг взял и остановил вечный конвейер, что неумолимо несёт людей вперёд. И остались во всей Вселенной лишь двое: оторопелая девушка и странная девочка. Немного выйдя из ступора, Вета нагнулась к дочери:
— Римма… Ты что наделала?
Та же с молчаливой деловитостью нажимала на пуговицы кардинала, как накануне вечером это делал Бертран. Распахнув плащ Мартина, Римма со знанием дела отстегнула внутренний карман и вытащила пухлый бумажник.
— Вот, — она довольно совала портмоне ничего не понимающей матери. — Бери. У тебя будет сколько хочешь денег, только попроси. Только не выгоняй меня.
— Ты у кого… у кого научилась… этому? — заплетающимся голосом спросила Вета.
— Как у кого? — недоумевающе пожала плечами девочка. — У отца, конечно. Он за этим меня и останавливал.
— Что?
— Мам, я и есть Время. Не Рем, не Римма. Просто Время.
Больше Вета не выдержала. Сжав голову ладонями, она отчаянно закричала.
Глава 13
Выбор Бертрана
Деньги пропали — наживешь,
время пропало — не вернешь.
Пословица.
Сумерки раннего субботнего утра разорвал рыдающий женский вопль. Кардиналы проснулись, вскочили и, отталкивая друг друга, ринулись к креслу, где Олег пытался удержать кричащую Вету.
— Да стой ты! Успокойся, Змея ради! Что случилось-то? Кошмары снятся?
Увидев Бертрана, девушка обмякла, опустила голову на руки и прошептала:
— Римма пропала…
