монах-хранитель, сверявшийся с большим списком в руках.
Иоанн и Малюта сидели на низеньких скамеечках перед невысоким столиком. Шахматные фигуры были вырезаны из кости.
— Мат, Лукьяныч, — объявил Иоанн.
— Божья воля, государь, — смиренно отозвался Малюта.
— Врёшь ты мне всё, врёшь, врёшь! — Иоанн встал и с хрустом потянулся. — Сам поддался! Рожи вы подлые. Мне здесь не с кем даже костяшки эти двигать! Жаль, что митрополиту сан не позволяет играть — вот он бы сыграл честно!
— Кто предан тебе, тот и в игре на тебя не покусится… — опустив глаза, скорбно признался Малюта.
Иоанн подошёл к поставцу, где стояли кувшин, кружка и тарелка с баранками. Иоанн налил себе кваса и взял баранку.
— Пой давай, — сварливо, но беззлобно сказал Иоанн. — Псы вы все.
— Лучше с псом, чем с волком… — с намёком произнёс Малюта. — А про митрополита боюсь тебе говорить.
Иоанн сел на свою скамейку и откусил баранку.
— Говори уж, чего тебе наушники нашептали, — жуя, распорядился он. — Младенцев Филипп жрёт? В жабу превращается?
— Тяжело сказать, государь, — с фальшивой скорбью вздохнул Малюта. — Измена у Филиппа. У него на подворье тайком живут воеводы, которые ляхам продались.
— Может, сам Жигимонт у него живёт? — предположил Иоанн.
Малюта не глядел царю в глаза.
— Зря шутишь, государь… Из тех опальных воевод Ванька Колычев племянник Филиппу. У Колычева друг — Петька Салтыков. Петька шурин Шуйского. И далее так же. Всех шестерых Филипп укрыл. А зачем — ты уж сам думай.
— Не может быть! — решительно отказался верить Иоанн. — Не станет митрополит врагов моих прятать!
Иоанн вскочил, поставил кружку с недопитым квасом на поставец и забегал по библиотеке. В его уме роились сразу десятки объяснений делам Филиппа. Малюта сидел без движения, глаз не поднимал.
— Это вы сами плетёте, чтобы Филиппа от меня оттеснить. — Иоанн уселся обратно на своё место.
Ведь всё так хорошо началось! Всё сложилось, как он задумал, всё ему открылось!..
— Ревнуете, черти! Он вас по рукам вяжет!
Иоанн начал быстро расставлять шахматные фигуры в начальную позицию, словно собирался играть снова. Склонившись, он задумался над доской, будто размышлял о первом ходе новой игры.
Если он — Христос, то зачем ему Филипп? Христу нужнее не апостолы… Нужнее Иуда. Но Филипп…
— Басни! — отрезал Иоанн. — Не верю!
— Не басни, государь, — очень тихо сказал Малюта и совсем понурился. — Прости. Люди видели…
Нет, Иоанн не хотел, чтобы Иудой ему стал Федя. Только не Федя!
Иоанн обеими руками вдруг сгрёб с доски шахматные фигуры и горстью швырнул их в склонённую голову Малюты. Малюта пригнулся ещё ниже, закрываясь руками.
— Уйди, сатана! — заорал Иоанн. — Нет! Не Федька! Он бармы мои надевал, да снял! Нет! Уйди! Не верю тебе!..
Малюта опрометью бросился вон из библиотеки. Иоанн швырял ему вслед оставшиеся на доске фигуры, а потом швырнул и саму доску. Партия закончилась.
Часть вторая
Государь
Глава 1
ЦАРЬ-НИЩЕБРОД
Москва встречала Преображенье колокольным звоном. В чистом небе носились стрижи. Умытые ночным дождём, на церквях нежно серебрились чешуйчатые луковицы лемеховых главок.
С рассвета у ворот подворья митрополита собралась толпа нищих, калек, попрошаек, воров и прочей городской сволочи. На праздники митрополит подавал милостыню. В ногах толпы вертелись и гавкали собаки. Ждать подаяния попрошайкам пришлось долго, и терпение их истощилось. В крытые ворота застучали кулаки.
— Слуги Божьи! Подайте убогим в праздник!
— Подайте увечным!
— С утра ждём! Подайте!
По проулку, куда выходили ворота митрополита, в праздники никто не ездил и не ходил. Москва знала, какая свора здесь рыщет за поживой. Лишь запоздавший нищеброд, ухмыляясь, ковылял к толпе.
— Да кто вам подаст, теребени кабацкой? — издалека нагло закричал он. — Рылом не вышли, срамота!..
Кто-то из попрошаек повернулся на эти крики, оскорблённый.
— Подают чистым да румяным! — не унимался нищеброд, приближаясь. — А вы своё сами берите!
Нищеброд поднял ком земли и швырнул в ворота митрополита.
Толпа сообразила, к чему её подзуживают. Свирепея, замолотила в тесовые створки ворот палками. Камни полетели через высокий забор в окна митрополичьего терема.
Нищеброд и сам подобрал из канавы драный лапоть и запустил им через ограду. Нищеброд был русским царём Иоанном IV.
Любой своей мысли Иоанн отдавался до самозабвения. Если он — Исус, то явиться к митрополиту за правдой он должен как нищеброд. А если он — нищеброд, значит, должен ненавидеть сытого митрополита.
Одна створка ворот приоткрылась, и толпа попрошаек ломанулась в прозор. Но широкой грудью коня голытьбу вытолкнул назад воевода Иван Колычев. Он выезжал с плетью в руке. Ворота за его спиной тотчас закрылись.
Колычев на коне бесстрашно врезался в толпу нищих и принялся стегать плетью направо и налево.
— Распоясались, стервецы? Ну дак я вас подпояшу! — рычал он, — Получай подаяние к празднику! Получай милостыню! — Колычев выискивал самых бесстыжих. — И тебе науку впроводку! И тебе, плешивый! И тебе, ворюга!..
Нищие вопили, пригибаясь, закрывались руками от плети, уворачивались и разбегались в разные стороны, роняя и топча друг друга. Завизжала смятая ногами собака.
В неразберихе мечущейся толпы Иоанн вдруг оказался прямо перед Колычевым, который уже занёс плеть для удара.
— Да ты что, воевода?.. — обомлел Иоанн.
— И тебе, разбойник! — ответил Колычев, полосуя царя плетью.
