и не слышал. Эгон неоднократно проезжал на велосипеде мимо его дома, и каждый раз мопед Фризо стоял на одном и том же месте.
Было ли его исчезновение как-то связано с «Гримом»? Наверняка. Невозможно вращаться в такой загадочной среде, а потом пропасть по каким-то другим причинам. Но никто ничего не знал. Затем исчезла и Хилдегонде. Она не появлялась больше ни в кафе, ни в «Гриме». Аксел вел себя как всегда, избегая любых разговоров на эту тему. Возможно, он порвал с ней и не хотел об этом распространяться. Однако Эгон слышал, что Хилдегонде и на занятия больше не ходит. Весь этот мир вдруг приобрел ужасающе мистические очертания, как если бы «Грим» был напичкан люками, где без следа исчезали люди. Если такое случилось с Фризо и Хилдегонде, то могло случиться и с ним. Иногда ему тоже хотелось обладать некой внушающей страх тайной, о которой другие могли лишь смутно догадываться. Но когда он заговаривал об этих исчезновениях, вокруг странно смеялись и отводили глаза. Он чувствовал, но не знал точно, кто именно из его окружения носит в себе эту тайну.
Однажды вечером он решил потребовать от Аксела объяснений. Он обошел все кафе, был в «Гриме» и даже заскочил в «Коппер». Там к нему привязались двое парней, пытаясь всучить какой-то товар, и когда он отказался, начали ему угрожать. Но тут из темноты, заговорщицки ухмыляясь, появился Аксел, и парни тут же ретировались. Аксел отвел его в дальний угол бара, где он сидел в компании девушки-китаянки, и не успел Эгон открыть рот, как Аксел спросил его, не хотел бы он легко заработать тысячу гульденов.
У Эгона перехватило дыхание. Аксел и ему предлагал исчезнуть. Ну что ж, хорошо. Если он согласится, разгадка будет найдена.
– Это как-то связано с Фризо и Хилдегонде? – спросил он. Он с трудом думал и говорил.
– Хочешь? – спросил Аксел. – Никакого риска. Тысяча гульденов!
– А что тогда случилось с Фризо и Хилдегонде?
– Тысяча двести, – сказал Аксел. – Потому что ты мой друг.
Китаянка изобразила подобие улыбки.
– Мне надо подумать.
– Не дури, – сказал Аксел. – Глупо раздумывать, когда выпадает такой шанс. Тысяча двести гульденов!
Он рассмеялся, похлопал Эгона по плечу и снова повернулся к девушке.
В висках стучало. Он был шокирован тем, с какой легкостью Аксел признался, что занимается криминальными делами. Ведь просто так не предложишь кому-то тысячу двести гульденов. Эгон сомневался. Большие деньги, а риск, возможно, не так уж велик. Аксел заставил пойти на это свою подругу. А может, с Фризо и Хилдегонде ничего не случилось? Может, они попросту временно скрывались? И потом, это приключение. Разве не думал он, днями напролет разглядывая под микроскопом камни, которым было миллион лет, что в его жизни должно наконец произойти нечто более увлекательное, сопричастное сегодняшнему дню, и что добродетельность – это еще не все? Будет ли он трусом, если не примет предложение Аксела, или дураком, если пойдет на это из страха прослыть трусом?
Уже собравшись направиться в «Грим», чтобы дать Акселу утвердительный ответ, он неожиданно нашел решение своей дилеммы в журнале. На обложке была фотография человека, которого он мгновенно узнал, невзирая на жирную полосу, закрывавшую глаза. Это был один из тех двух мужчин (Ян и Фааз), которых Эгон частенько встречал в «Гриме». Статья же принадлежала перу Михила Полака, журналиста, с которым он не раз там беседовал. Речь в статье шла о Яне С, уже имевшем судимости по делам о сутенерстве и хранении оружия, а в данный момент – центральной фигуре в организации, которая занималась торговлей людьми. Всего за несколько тысяч гульденов он отправлял голландцев, в основном студентов, в Польшу, Чехословакию, Восточную Германию и другие страны Восточного блока. Там они сдавали свои паспорта, сообщая об их потере в посольство. Если же кого-то, кто по одному из таких паспортов пытался выехать из страны, арестовывали, то они попадались тоже. Часто именно так и получалось. Полак приводил список семи амстердамских студентов, которые оказались за решеткой в Восточной Европе. Среди них фигурировали Фризо и Хилдегонде, которых в Польше осудили на полгода, а другая девушка получила двухлетний срок в Восточной Германии.
Имя Аксела и заведение «Грим» в статье не упоминались.
«За несколько тысяч гульденов». Аксел предложил ему тысячу двести, заметив при этом, что риска никакого. Он обманул его, хотел на нем заработать и отправить в тюрьму. Тогда, в «Коппере», он сунул ему пакетик, который мог обернуться бог весть какими неприятностями. Он вынуждал тебя делать то, чего делать не хотелось. Эгон представил себе Фризо и Хилдегонде в тюремном заточении, Ренэ, чье будущее в его же присутствии пропивалось на бесконечных вечеринках. Самому Эгону «Грим» стоил по меньшей мере шести месяцев учебы.
Пришло время трезво подумать об Акселе. Очаровательный, неотразимый, всеобщий любимец, он прежде всего был подонком.
Эгон решился на разрыв отношений.
Удостоившись степени бакалавра, он стал ассистентом геолога и для написания дипломной работы добился задания по исследованию крупных плоскостей разломов в Андах. Он совершил несколько поездок в западную часть Южной Америки, овладел испанским, наслаждался видами высокогорных плато, общением с местными деревенскими жителями, которые принимали его за чудного золотоискателя, старыми «лендроверами», в которых он путешествовал, восходами солнца, но в первую очередь получал удовольствие от самой работы.
Он проводил научные изыскания, преодолевал десятки миллионов лет, находил плоскости разломов, отбивал камни, нумеровал их, заворачивал в газету и паковал в рюкзак; потом заказывал у местного плотника деревянные ящики, чтобы перевезти камни домой на корабле. Он, казалось, возвращался в то время, когда впервые и всерьез решил стать геологом. Когда он приезжал из командировок домой, то находил свои камни в подвале института, разбивал их на части, изучал, анализировал свои записи, проявлял фотографии, писал. Он прекрасно понимал, что по окончании учебы ему не светит ничего, кроме как искать нефть для миллиардеров, но не беспокоился по поводу отсутствия лучшей перспективы. Он позаботится об этом позже. То, чем он занимался, было прекрасно: возникновение Земли, начало Жизни, непостижимость Времени, связь с Прошлым. Он мог лишь удивляться тому, что полюбил свое ремесло давным-давно, весьма смутно понимая тогда, для чего оно послужит.
С Акселом он больше не виделся. Тот мир для него перестал существовать. Однажды в кинотеатре он издалека заметил Маргрит, девушку, отношения с которой навязал ему Аксел, но не подошел к ней. На теннисном корте он встретил Фризо, который исчез первым. Эгон полагал, что Фризо не хотелось затрагивать эту тему, но тот сам завел разговор. Четыре месяца он просидел в польской тюрьме. Уже прошло четыре года, но он до сих пор живо помнит напряжение от поездки, чувство ужаса при аресте, колоритных сокамерников и их байки. Он неплохо говорил по-польски и думал пойти на курсы, чтобы не забыть язык.
– Ты еще встречаешься с Акселом? – спросил Эгон.
– Нет, – сказал Фризо. – К тому же, по-моему, он в тюрьме.
Ранним июньским утром Эгон, учась уже на последнем курсе, ехал на велосипеде на вокзал. Он отправлялся в Арденны, где ему предстояло руководить группой студентов-первокурсников в их пробном картографическом исследовании. По дороге он думал о каникулах в лагере «Дави», которые начинались на этом самом вокзале одиннадцать лет назад. Из воспоминаний его выдернул сигнал автомобиля. Не успел Эгон сообразить, что случилось, как машина прижала его к тротуару и, теряя равновесие, он чуть не упал с велосипеда. Водитель словно выпрыгнул из его мыслей в реальность.
– Эгон! – крикнул Аксел точно так же, как тогда в кафе, когда они впервые встретились после каникул в Ла-Роше.
Он выглядел нервным, беспокойным, возбужденным после бурно проведенной ночи. На переднем сиденье, привалившись к двери, сидела девушка – пьяная, накурившаяся марихуаны.
– Эгон! Как дела? Уже стал профессором? Сейчас рано или поздно? А что было в тех солонках? Пойдем выпьем кофе.
Эгон сказал, что в солонках ничего не было, и как здорово его снова встретить, и что он только что о нем думал, так как едет в Бельгию. Но времени у него в обрез – опаздывает на поезд.
– Я тебя отвезу, – сказал Аксел.
