– И всегда таким был?
– Не знаю. Я только здесь с ним познакомился.
– Правда? Я-то думала, вы давние друзья.
– Нет, – сказал Эгон. – А ты что, влюблена в него?
– Нет, – сказала Вера и посмотрела перед собой. – Умеешь хранить тайны? Я убью тебя, если ты ему расскажешь. Я действительно влюблена в него. Но как человек он мне не нравится. Я даже и не представляла, что такое возможно.
Они продолжали собирать ягоды, пока не стемнело окончательно и до них не донесся сигнал лагерного гонга. Все собрались у подножия холма, освещая друг друга карманными фонариками, и отправились по камням в обратный путь. В лагере ягоды ссыпали в миски. Аксел и Флорри набрали меньше всех. Все, включая Веру, смеялись над ними, но Эгону было интересно, о чем она думает на самом деле.
Получилось четыре большие миски ягод. Разведя огонь, они дружной толпой уселись вокруг костра, и Кейс, которому самому было всего лишь двадцать два года, начал разглагольствовать о сексе. Поход за черникой и проповедь на тему секса были своего рода ежегодным лагерным ритуалом. Секс, по словам Кейса, играл важную роль в жизни человека, и естественно, что сейчас, в их возрасте, каждому из них предстояло открыть его для себя. К тому же, как они уже наверняка заметили, лагерь предоставлял им достаточно свободы. И все-таки стоит прислушаться к такому опытному человеку, как он. Все рассмеялись. Потому что в жизни, продолжал он, есть нечто большее, чем просто «трахаться или не трахаться». Он прямо так и сказал, и в группе захихикали. Рука, гладящая тебя по щеке, катание вдвоем на лодке, нежданное письмо, прогулка за руку вдоль реки – подобные моменты способны придать тебе колоссальный импульс, стать наградой и остаться с тобой навсегда – пусть сейчас это и кажется невероятным. Больше, чем секс как таковой.
– На том холме, где вы собирали ягоды, есть только одна вершина. Но чтобы до нее добраться, каждый находит собственную тропинку.
Эгон вдруг заметил, что Кейс не отрывал взгляда от Аксела. Возможно, он что-то заподозрил. Аксел же не смотрел в сторону Кейса. Позже, когда костер уже стал догорать, Кейс прошелся по кругу и расспросил каждого о его планах на будущее. Амбициозные хирурги, пианисты и самолетостроители, оказавшиеся в лагере, вызвали смешки. Вера хотела стать модельером, Флорри – ветеринаром, а Марьоке – археологом.
– Геологом, – впервые сказал Эгон, отвечая на вопрос.
– А ты, Аксел, кем ты хочешь стать? – спросил Кейс.
– Неудачником, – сказал Аксел.
В группе снова засмеялись, скорее испуганно. Ответ прозвучал жестко и грубо – несправедливо по отношению к добряку Кейсу. Тот стоял, открыв рот и чуть не плача. Позже Эгон часто рассказывал эту историю, когда кто-то спрашивал его об Акселе, – и все как один говорили: «Ну, в этом он как нельзя лучше преуспел». Что-то именно в этом роде наверняка хотел сказать и Кейс, но нашел в себе силы промолчать.
Порой Эгон доставал фотографии, сделанные во время тех каникул, но никогда не признавался, что Вера и Флорри были первыми девушками, с которыми он переспал. Пока другие рассматривали Аксела, он рассматривал их – одна темная, другая светлая, обе с живыми открытыми лицами. Марьоке была лишь на одной фотографии.
В палатке Аксел рассказал, как раздевал Флорри, у которой тоже фантастические груди. Но она не рискнула делать это там, на холме. Поэтому он назначил ей свидание. Эгон не поверил. Однако стоило раздаться сигналу гонга, как Аксел засобирался. Вышел, но тут же вернулся, на секунду просунув голову в палатку, и предложил:
– Пошли вместе, тогда ты сможешь подцепить Веру. А то она лежит там совсем одна.
Эгон почувствовал себя так, будто его подвесили на веревке над пропастью. Предложение подцепить девушку только потому, что она скучает, казалось ему совершенно немыслимым, он никогда бы не решился на такое. И что значит «подцепить»? Заняться любовью?
– Давай, – позвал Аксел. – Идем вместе. Они ждут нас, я уже им сказал. Классные девочки.
Эгон не осмеливался, да и не хотел. Он даже не был влюблен в Веру. Но оставаться в палатке было невыносимо, как невыносимо сидеть на стуле, когда в доме орут сирены. Он вылез на воздух. Крошечные палатки напоминали домики из игры «монополия». Под навесом центральной палатки горело несколько масляных ламп, оттуда слышались голоса вожатых Франка, Кейса и Марии.
Они нырнули в кусты и обогнули палатки сзади. Эгон следовал за Акселом. Ему было жутковато, как будто он шел на преступление. У палатки сестер он вдруг подумал: так нельзя, это неправильно, Вера и Флорри ничего не знают, Аксел ни о чем с Флорри не договаривался.
Аксел подошел ближе, раздался шепот, он позвал Эгона, и они вместе залезли внутрь. Редко рассказывая о своем первом сексуальном опыте, Эгон употреблял те же слова, что и в тот вечер, стараясь разрядить атмосферу и рассмешить сестер. Но было совсем невесело. Вера и Флорри ни о чем не подозревали. Похоже, они были обычными девчонками – ревнивыми, но отнюдь не сексуальными маньячками. Так же, как и Эгон, они попались Акселу на удочку, не устояв перед его чарами.
Палатка была настолько мала, что Эгон и так практически лежал на одной из девушек. Они нервно шептались и смеялись. Было безумно смешно, они буквально умирали со смеху. Аксел принес с собой бутылку вина, и они пили из лагерных чашек. А потом, когда Эгон еще надеялся, что какая-то пара отправится в лес, Аксел просто схватил свою избранницу и приступил к делу.
Тогда Эгон тоже привлек к себе девушку, оказавшуюся под боком. Он даже не знал, с кем именно занимается любовью. Первые годы, вернувшись из лагеря, он был уверен, что с Флорри, но потом засомневался: ей ведь назначил свидание Аксел. Как бы там ни было, он отчетливо помнил мгновенный испуг посреди разгоряченных, стыдливых, неловких движений, когда, устав сопротивляться, она раскрылась, вздохнула, и он вошел в нее, сжатый теплой и сильной хваткой.
Он помнил звуки, которые издавал Аксел (стон и смех вперемешку), а также скованное тело девушки, ее благосклонность и смех, что якобы все здорово. Это напоминало костюмированный бал, на котором ты появляешься без костюма и все-таки пытаешься развлечься.
Он кончил. Аксел, вероятнее всего, кончил раньше, поскольку тут же стал его отталкивать, чтобы поменяться девушками. Они перелезли друг через друга, завладев каждый другой партнершей. Никто больше не смеялся.
Аксел, громко вскрикнув, опять так же быстро кончил.
Эгон еще возился со второй девушкой, когда сквозь отверстие в палатке кто-то посветил карманным фонариком. Девушка оттолкнула его.
– Что здесь происходит? Вы что, с ума сошли?! – Это был Кейс, за ним стояли Франк и Мария. – Быстро из палатки!
– Отвали, – крикнул Аксел. – Что тут у вас в лагере, и потрахаться-то спокойно нельзя, а? Убери-ка эту штуку с моего лица.
Кейс словно онемел и продолжал стоять на месте. Аксел вылез, подошел к Кейсу и выбил фонарик из его рук. Он упал на землю, осветив маленькое пятнышко на траве. Стекло разбилось. За этой сценой наблюдали обитатели всех палаток. Аксел с голой задницей стоял перед Кейсом. Затем по лужайке продефилировал мимо него в свое жилище. Все смотрели ему вслед. Чуть позже за ним последовал и Эгон. Он знал, что его никто не заметит, потому что всеобщее внимание было приковано к палатке, где скрылся Аксел.
На следующий день в лагере царило похоронное настроение. За завтраком все молчали. Вера и Флорри сидели рядом. Эгон чувствовал на себе флюиды отвращения и восхищения, но сам испытывал лишь омерзение. Он хотел провалиться сквозь землю. Он не осмеливался смотреть ни на Веру, ни на Флорри, а уж тем более на Марьоке. Когда же все-таки бросил на нее осторожный взгляд, она отвела глаза. Аксел злился, потому что закончилась шоколадная стружка для бутербродов.
После завтрака их вызвали в административную палатку: сначала сестер, потом Аксела и Эгона. Кейс сказал, что они не вписываются в лагерную атмосферу. Их родителей известят о случившемся.
– Ты сейчас сказал две вещи, – парировал Аксел. – Что я не вписываюсь в лагерную атмосферу. Это верно. И что мои родители обо всем узнают. Вот это неверно. Потому что если мои родители получат от
