руке.
— Это твой?
Давид в замешательстве улыбнулся. Ему казалось, будто все мысли вдруг выскочили у него из головы; он стоял подавленный, опустошенный.
— Если тебе нравится... У меня много таких. Это с Майорки.
Глория положила пресс-папье на место и с непринужденным видом стала стягивать черные шелковые перчатки. На клеенчатой тетради, которую Давид оставил на столе, виднелась сделанная карандашом надпись. Она прочитала:
— Дневник. Ты пишешь дневник?
— Как видишь,— Давид нежно, но решительно попытался отобрать у нее тетрадь.— Когда нечего делать, я чиркаю в нем. Всякую чепуху. Как только кончится, выброшу в окошко.
К счастью, дневник ее не интересовал. С легкой улыбкой она оглядела комнату: гравюры на стенах, подаренную отцом коллекцию холодного оружия. Она остановилась перед мачете с серебряной рукояткой.
— А это?
— Это дедушкин. Он привез его с Кубы.
Сердце Давида бешено колотилось. Его опьянял аромат девичьего тела. Взгляд задержался на прическе Глории, открывавшей затылок.
— Он мне нравится,— сказала Глория.
Давид готов был крикнуть: «Я дарю тебе его. Если он тебе нравится, можешь взять себе». Но вовремя сдержался. «Спокойствие, спокойствие». И с яростью заметил, что кровать его не прибрана, а пижама валяется на ковре.
— Кругом беспорядок,— извинился он.— Служанка еще не поднималась и не убрала постель.
— А-а, мне все равно. Мне даже нравится, когда все так, вверх тормашками. Когда я хожу по улицам, я часто думаю, а что там внутри, за стенами домов. Сейчас я никак не могла найти твою дверь. Думала, что свалюсь.
— Да, у нас тут совсем темно.
Глория подошла к окну и принялась разглядывать море крыш.
— Я даже не представляла, что ты живешь в таком красивом месте,— сказала она.— Сегодня утром я случайно узнала твой адрес от Луиса и решила навестить тебя.
Пока Глория стояла спиной к нему, Давид застегнул ворот рубашки и поправил галстук. Он чувствовал себя одновременно и счастливым, и неудовлетворенным, ему хотелось быть смелым, и в то же время его сдерживала какая-то робость перед девушкой.
Глория расспрашивала его о зданиях, видневшихся в окно. Она вела себя совершенно непринужденно, словно визит ее был чем-то обычным.
На столе стоял кувшин с вином и несколько грязных стаканов. Давид вышел помыть их.
— Я с радостью угостил бы тебя чем-нибудь получше, но сейчас могу предложить только стакан касальи.
Глория широко улыбнулась, сверкнув ровными белыми зубками.
— Да ты не беспокойся, наливай касалыо. Здесь, в этой комнатке, это самая подходящая выпивка.
Ее развязная непринужденность шокировала Давида. Несколько месяцев назад, когда он ухаживал за ней, она была еще совсем девчонкой. А теперь вела себя, Кс настоящая женщина. Давиду становилось не по себе.
Он протянул Глории стакан, и она держала его, не поднося ко рту. Когда она брала стакан, ноготки ее коснулись его руки.
— Ты позволишь мне устроиться поудобней.
— Ну, конечно.
Она уселась на столе и поставила ногн на спинку стула.
Рассматривая девушку, пока она пила, Давид думал о том, как она похожа на хорошенького зверька. Движения ее были мягки и точны. Давид еще не пришел в себя от удивления и мучительно старался догадаться, зачем она пришла. Прямо спросить ее об этом он не решался. Он боялся нарушить очарование.
— Не часто встретишь девушку, которой бы нравилась ка- салья,— сказал он, принимая от нее стакан.
— Но и не часто встретишь такую девушку, как я.
Он машинально налил ей еще стакан.
— Полагаю, ты не собираешься напоить меня,— сказала она.
Давид слегка покраснел.
— Если не хочешь, оставь.
— Не сердись, я пошутила.
Глубокий вырез на черном костюме обнажал ее шею. На одном из отворотов Глория прикрепила цветок, лепестки которого касались ее груди.
— Можно?
Давид сам удивился своей смелости. Сделав шаг вперед, он наклонился, чтобы понюхать цветок. Лицо его коснулось ее груди. Глория с улыбкой положила руку ему на голову. Он снова почувствовал прикосновение ее острых коготков. Все тело его напряглось. Он подумал: «Нет, невозможно». Рука его непроизвольно легла ей на плечо, пальцы судорожно вцепились в нежную кожу. Он грубо обнял ее. Она почувствовала прикосновение его губ, волос. Потом резко отстранилась.
— Ну ладно,— сказала она,— хватит.
Она отступила к столу и холодно посмотрела на Давида.
Бледный, растрепанный, он внушал жалость. Было нечестно с ее стороны вызвать его на такой шаг и потом тут же осадить. Давид ведь был тихоня.
Глория достала из сумочки пудреницу и провела пуховкой по носу. Ей представилось, что за ними сейчас наблюдает Луис, и она постаралась небрежно улыбнуться.
— Я пришла повидать тебя, а не целоваться,— сказала она.
Давид покорно кивнул головой.
— Я очень жалею об этом. Прости меня.
Наступило молчание, потом Глория сказала:
— Приведи себя в порядок. Давай лучше пройдемся.
Несколько недель назад Мендоса спросил у Айны, почему она так невзлюбила Гуарнера. Выйдя из молодежного клуба, в котором она состояла, Анна с мельчайшими подробностями изложила свой план. У Мендосы создалось впечатление, что она давно продумала его и только ждала удобного случая осуществить на деле.
Неприязнь эта, как она призналась, возникла у нее очень давно, еще в детстве, и была связана с заселением дешевых коммунальных домов, неподалеку от улицы, где жили ее родители. С самого утра (воспоминания проносились перед ее глазами, точно кадры кинохроники) весь квартал наряжался в лучшие свои одежды. По слухам, должен был приехать депутат парламента. Артель рабочих чистила фасады домов, мела тро-туары, развешивала гирлянды, ковры и флажки. Благодаря хлопотам аравакского прокурора перед школой воздвигли триумфальную арку, которую всегда ставили по торжественным случаям, она была сделана из зеленого тростника, аккуратно переплетенного и украшенного лавром и дроком, с деревянной вывеской посередине. Несколько часов назад доморощенные художники поспешно соскоблили прежнюю надпись, гласившую: «Да будет благословенна твоя Непорочность». Эту вывеску жи-тели Араваки соорудили в честь местной святой покровительницы и выставляли ее, приветствуя всех знаменитых гостей, посещавших городок. В этот раз тамошняя власть хотела воздвигнуть арку в обычном виде, но прокурор — розоволицый сеньор с несколькими подбородками — воспротивился, заявив, что это несерьезно* И тогда на месте старой надписи вывели новую: «Да здравствует Сеньор Депутат», а сбоку пририсовали вымпел с цветами национального флага.
