прекрасная возможность доказать это. Я, со своей стороны, ничего не имею против него и продолжаю считать его отличным товарищем.
Это было полное поражение, и он злился на себя, что так быстро уступил.
— Мы все согласны с тобой,— заметил Агустин.— Давид мировой парень, но дело, в которое он ввязался, серьезное. Выходя из игры, он ставил под удар не только себя, но и нас. Он взял обязательство и не выполнил своего слова. Давид не маленький. Он обязан оправдаться, а если не оправдается, ему придется ответить за свои поступки.
Доводы Мендосы были неуязвимы, и взбешенному Ривере не оставалось ничего другого, как согласиться. Ему очень хотелось защитить Давида от опасности, но он только сказал:
— Все это так. Но тут другое дело. Он наш товарищ.
— Товарищ он или нет, но он не оправдал нашего доверия.
— И выставил нас на посмешище,—добавил Кортесар.— Сколько месяцев мы говорили об' этом деле, и вот чем оно кончилось.
«Да,— подумал Рауль,— это правда. И все же здесь что-то не то». Он не знал, что именно, и сожалел об этом.
— Здраво рассуждая, это даже лучше, что в газетах ничего нет. Если б о нас написали, мы бы подохли со стыда.
— Да, Анна единственная, кто сразу догадался об этом.
Ничто уже не могло защитить .Давида. «Хоть бы как-нибудь
сделал»,—подумал Рауль. Теперь все его колебания кончились.
Он встал и, подойдя к подоконнику, облокотился о него; в другом углу комнаты, где косой потолок почти касался пола, повернувшись к ним спиной, спал на циновке Урибе.
По своему обыкновению, Урибе являлся к друзьям в любое время и*заваливался спать, пока его не выгоняла прислуга.
Рауль прижался носом к * стеклу: после недавнего ливня на улице наступили покой и тишина. Прохожие шагали без зонтов, запоздалые капли дождя, падая на подоконник, лопались, точно мыльные пузыри.
Рауль стал натягивать пиджак и, оглядев приятелей, с зевотой проговорил:
— Я еще ничего не ел. И у меня зверский аппетит.
— Я тоже не прочь поесть,— сказал Кортесар.
— Тогда пошли со мной. Перекусим у Клаудио.
Мендоса и Луис продолжали сидеть.
— Когда вы вернетесь?
Рауль скривился.
— Когда вам угодно. Je suis a votre disposition .
— Тогда я позвоню вам сегодня вечером. Надеюсь, вы ужинаете в общежитии.
— Безусловно,— ответил Ривера, наклонив свой гигантский торс и выходя вслед за Кортесаром.
В комнате на минуту наступила тишина. Только с улицы доносились жалобные вздохи и тихие всхлипывания последних редких капель дождя. Мендоса достал из кармана трубку.
— Ну, что скажешь? — спросил он вдруг.
Юный Паэс неопределенно скривил губы.
— Не знаю, о чем ты.
— О Рауле.
Спичка описала в воздухе полукруг и упала на ковер. Она медленно догорела и, дернувшись, застыла, точно сизый червячок.
— Вряд ли он проболтается.
— На это и надеюсь.
Посапывая трубкой, Мендоса отсутствующим взглядом смотрел на ковер.
— Я могу рассчитывать на тебя?
Луис ждал этого вопроса, и сердце его учащенно забилось.
— Безусловно.
— Я и не думал звонить Давиду.
— Не звонил?
— Но он дома. И думаю, что все уже знает.
Луис, словно собираясь с силами, крепко сжимал зубы. Он достал из пачки сигарету и недрогнувшей рукой зажег ее.
— Когда пойдем?
Облако дыма, похожее на прозрачный шарф, проплыло перед его лицом.
— Сегодня же вечером.
— Ты уже все обдумал?
— Это не так-то просто. Но мы должны это сделать. Силу применять не придется. Сопротивляться он не будет.
— Ты думаешь?
— Я его знаю. _ -
— А как же остальные?
— Скажем, что он собирался нас предать.
Паэс швырнул только что зажженную сигарету в оконное стекло.
— Знаешь... Я всегда думал..
Голос его прозвучал хрипло.
— О чем?
— Что мы так кончим.
—. Ты что, струсил? — спросил Агустин.
— Я пойду с тобой до конца.
В нем нарастал какой-то глухой протест. Его тело как бы восставало против всего окружающего: холода, жары, жажды, неудобства, раздражения, усталости. С вызывающим видом он налил себе рюмку коньяку.
— Мы можем это сделать между семью и половиной девятого,— сказал Мендоса.— В это время привратница уходит в церковь. Только так мы можем избежать вс^ечи с ней.
— Это дело намного сложней, чем...— Нерешительно сказал Луис и вдруг тоскливо умолк. Сидевший напротив него Мендоса удивленно поднял брови, продолжая пощипывать бородку.
— Ты что-то сказал...— пробормотал он.
Луис провел рукой по лбу.
— Нет-нет. Ничего.
Насмешливая улыбка поползла по лицу Мендосы п застыла в его глазах. У Паэса перехватило дыхание от гнева.
— Тогда и говорить не о чем,— услышал он голос Агустина.— Я тебя не принуждаю.
Луис почувствовал легкую тошноту, как после нескольких рюмок, и вдруг вспомнил Давида: «Есть много способов принудить человека». Он понял, что попал в собственные сети.
— Машину оставишь на углу так, чтобы тебя никто не видел. Словом, как сегодня утром. Встретимся ровно в восемь. Я буду ждать у булочной.
— А оружие?
— Не беспокойся. Я принесу. За все отвечаю я один.
— А почему нам не пойти двоим?,
— У меня еще полно дел. А ты только должен позаботиться о машине.
— Остальное ты все устроишь сам?
— Да, не беспокойся. Делай, что я тебе говорю, и будь спокоен.
Агустин налил себе в стакан коньяку и медленными глотками стал пить. Луис завороженно следил за ним. Уже некоторое время он испытывал неприятное чувство, какой-то зуд в спине, будто кто-то подглядывал за ним. Он резко обернулся и в полутьме разглядел лицо Танжерца.