— Мы придумали оправдание,— ответил Суарес.
Они замолчали, пока официант подавал мидии. Глория взяла кружок лимона и выдавила сок.
— И никак нельзя?..
Энрике жестом остановил ее.
— Херардо считает, что нет. Если ты видела сегодняшние газеты, то знаешь, как расправляются с налетчиками. Мы все в опасности, а те, кого сцапали, проторчат несколько недель в тюрьме. Мы еще не знаем, какие будут приняты меры: может, начнут процесс, и тогда...
— Но он же ничего не сделал,— пробормотала девушка.
— Я знаю,— ответил Энрике.— Но ему придется доказать это. И они могут ему не поверить.
Глория едва понимала, о чем они говорят.
— Это так опасно?
Энрике тоже брал зубочистки и нервно ломал их.
— Пойми, я не утверждаю, что делэ очень опасное. Но ты сама знаешь, чем это пахнет. Может, его тут же выпустят, может, начнут следствие. А это довольно неприятная штука.
Девушка подавленно слушала его.
— Хоть бы знать, от кого зависит судьба этого дела... Может, отец через своих друзей мог бы чем- нибудь помочь.
— Твой отец? А как ты его уговоришь?
Глория закусила губу.
— Очень просто. Все ему расскажу.
— Все расскажешь? Да ты спятила!
— Или пригрожу скандалом. Ты его не знаешь. Он скорее повесится, чем допустит, чтобы это выплыло наружу.
— А если он не согласится?
Девушка судорожно глотнула.
— Я исполню свою угрозу. Объявлю всем, что я люблю Хайме и что уже полмесяца как отдалась ему.
Рука ее была полна обломков зубочисток, и она швырнула их на пол.
— Послушай, Глория. Что бы ни произошло, ты ко всему должна относиться спокойно. Ты сама понимаешь: то, что ты говоришь, сделать невозможно. Если бы Хайме узнал, он первый запретил бы тебе это. Ты только расстроила бы его, но ничем бы не помогла.
Глория внимательно разглядывала свои руки: белые, нежные, они извивались, как маленькие существа, живущие независимой от нее жизнью.
— Я люблю его,— пробормотала она.
Суарес отвел взгляд.
— Я знаю, Глория. Я тоже его друг и понимаю, как это больно. Бедняга Хайме не ладил со своей семьей и раньше, а теперь еще свалилась эта гадость. Если дойдет до родных, они заставят его возвратиться на Канарские острова.
— Ты думаешь?
Глория побледнела.
— Я их знаю: они перестанут высылать ему деньги, и он будет вынужден вернуться, чтобы не умереть с голоду.
У Глории словно все оборвалось внутри. Почему она сидит здесь, ничего не делая, ничего не предпринимая, когда какие-то скрытые силы готовятся отнять у нее Хайме. Пальцы ее судорожно перебирали зубочистки.
— Мы что-то должны сделать,— пробормотала она.
Энрике молча ел мидии.
— Херардо говорил, что можно внести залог,—начал он. И, увидев, что Глория с надеждой подняла голову, добавил: — Так обычно делается! Платишь сколько надо, и дело с концом.— Он печально улыбнулся.— Но для нас это невозможно. Мы все равио не достанем столько денег.
— А сколько нужно?
Суарес только махнул рукой.
— Точно не знаю. Тысяча или тысяча пятьсот.
— А у тебя есть сколько-нибудь?
Юноша отрицательно покачал головой.
— Нет. Я тоже поругался со своими; они мне не посылают пи гроша.
— А у твоих приятелей по общежитию?
— Я спрашивал утром. Ни у кого ни монеты.
Нет. Не было никакой возможности спасти Хайме. Два месяца его продержат в тюрьме, а по выходе он отправится к своей семье, к черту на рога. Девушка почувствовала, как горячий комок гнева подступил к ее горлу. Она судорожно схватила Суареса за руку.
— Я...— выдохнула она,— я достану все, что нужно!
Суарес удивленно поднял брови.
— Ты?
Обгоняя мысли, слова слетали у нее с губ. Суарес был удивлен уверенностью, с какой она говорила.
— Да. Так или иначе достану.
Энрике выразил сомнение.
— Думаешь выпросить у своего отца?
Она отрицательно мотнула головой.
— Нет. Он все равно не даст. Но это неважно. Сегодня же вечером я добуду деньги. Как скоро это нужно?
— Не знаю... Возможно, чем быстрее... Между прочим, я могу спросить у Херардо. Наверно, он уже узнал все, что касается залога, и сегодня же...
Глория вонзила свои острые ноготки в ладонь: все зубочистки были сломаны.
— Хорошо. Если ты его увидишь, скажи, что завтра утром у нас будут деньги.
Она поднялась, словно подстегнутая. Глаза ее сверкали. Суарес тоже встал.
— А как ты достанешь эти деньги? — спросил он.
Глория еще сама не знала.
— Не представляю. Но ты не беспокойся. Через несколько часов они будут в наших руках.
Энрике с сомнением посматривал на «нее.
— Я думаю, ты не сделаешь никакой глупости. Имей в виду, Хайме разозлится в первую очередь.
— Он никогда об этом не узнает. Я ни за что не скажу ему, что это я достала деньги.
Энрике колебался.
— Ладно... Ты сама знаешь, что делаешь.
Официант подошел со счетом. Энрике поспешно расплатился.
— Сдачу оставьте себе,— сказал он.
Официант поклонился. Глория и Энрике вышли на улицу.
Промозглый день глодал фасады домов. Ветер сметал с крыш обрывки туч. С минуту они молча постояли на углу.
— Когда ты увидишься с Херардо?
— Сегодня же днем.
— Хорошо. Я позвоню тебе в пять. Может, у меня к этому времени уже будет нужная сумма. Ты постарайся во что бы то ни стало связаться с ним.— Она нерешительно замолчала.—Но хорошенько запомни: мое имя не должно быть замешано в этом деле. Хайме не должен знать, что я доставала деньги. Я уверена, он никогда не простит мне этого.
— Не беспокойся.
Они пожали друг'другу руку. Энрике ласково похлопал ее по плечу.
— Ну, выше голову. Увидишь, все устроится.
