качестве помощницы, и никаких чувств он к ней не питает.
На следующее утро, после бессонной ночи, она позвонила Чаку, хотя не знала, что и как ему говорить. Лучше всего было бы сделать это лично, но Нэнси не могла больше ждать. Она и так тянула слишком долго.
Пришлось сказать прямо:
— Я не могу выйти за тебя. Свадьбы не будет. Мое беспокойство… в общем, оно не прошло.
— Ничего не понимаю… Ты говорила, что во всем уверена… — начал Чак, но внезапно умолк.
Нэнси знала, как ему больно. Как он обижен. Однако винить его за это не могла. Себя — да.
— Тут ничего не поделаешь. И ты здесь ни при чем. — Только моя любовь к Грегу. Вслух Нэнси не могла произнести подобных слов, это было бы слишком.
— Верно говорится: с глаз долой — из сердца вон, — мрачно констатировал Чак. — Не нужно было тебе уезжать от меня!
— Не в этом дело. Просто мы были почти детьми, когда решили пожениться, — тихо возразила Нэнси.
— Мы любили друг друга.
— Вот именно, любили. А сейчас… — Она умолкла, не в силах продолжать.
— Сейчас ты больше меня не любишь, — закончил фразу Чак.
Услышав, как дрогнул его голос, Нэнси почувствовала себя последней дрянью. И все же это не поколебало ее уверенности в том, что вернуться домой и выйти замуж за Чака было бы ошибкой. Даже в том случае, если бы она не полюбила Грега.
Конечно, замуж за Беркли она не собирается, но он помог ей понять, насколько глубокими могут быть чувства.
— Я люблю тебя, Чак, — горячо произнесла Нэнси, — но совсем не так, как… — По ее щекам покатились слезы. — Прости. Меньше всего мне хотелось обидеть тебя, — всхлипнула она.
Чак ничего не ответил.
— Прости… — снова прошептала Нэнси.
— Мы как-нибудь справимся с этим, после того как поженимся.
— Нет. Это невозможно.
Она повесила трубку и закрыла лицо руками. Может, Чаку было бы легче, если бы он узнал, что ее любовь к Грегу тоже безответна…
Нэнси не сняла обручального кольца. И не рассказала Беркли о звонке домой. Иначе тот обязательно заинтересовался бы, почему она отменила свадьбу. Хотя, возможно, Грег уже и так догадывается о ее чувствах к нему.
Представляю, что он думает, вздыхала она. Бедняжка Нэнси не смогла ответить взаимностью человеку, который души в ней не чает, зато имела глупость влюбиться в парня, который абсолютно равнодушен к ней.
От этих мыслей ее бросало в дрожь. Но потом она брала себя в руки и вновь начинала улыбаться — привычная, надежная покладистая Нэнси, всегда готовая что-то принести, подать, убрать или приготовить.
И, пока она суетилась по дому, у нее накапливались воспоминания. Потому что если даже Нэнси и передумала возвращаться домой, чтобы выйти замуж за Чака, то рано или поздно отсюда ей все равно придется уйти.
А когда она сделает это, память будет единственным, что у нее останется.
В воскресенье Грег предпринял еще одну попытку сказать Нэнси, что не нуждается в ее помощи. Для убедительности он столь яростно тыкал в воздух костылем, что в конце концов потерял равновесие и чуть не свалился на пол.
Он обязательно расквасил бы себе нос, если бы Нэнси не подоспела вовремя и не поддержала его, обхватив обеими руками.
Ощутив прикосновение ее полной упругой груди к своему твердому мускулистому торсу, Грег испытал острейший прилив желания. Они с Нэнси стояли, плотно прижавшись друг к другу, с бешено бьющимися сердцами. Потом она тихонько отодвинулась, создавая между ними некоторое расстояние, но продолжая придерживать Грега за плечи.
Тот больше не нуждался в поддержке. Его костыли вновь нашли опору. Осталось лишь обрести душевное равновесие.
— Я остаюсь, — произнесла Нэнси в тишине, нарушаемой лишь звуком тяжелого дыхания Беркли.
Тот вяло кивнул.
— Так и знал, что не захочешь меня слушать…
Вероятно, именно в этот момент он и прекратил сопротивление. У него больше не было сил бороться. Все лето он пытался противостоять обаянию Нэнси, но в итоге потерпел поражение.
Он намеревался сохранить благородство, однако, если Нэнси имеет глупость остаться здесь, чтобы находиться в опасной близости от него, если желает играть с огнем, так тому и быть.
— Не хочешь выйти в сад и там немного погреться на солнышке? — спросила Нэнси.
Грег поднял голову и посмотрел на нее. Боже, как она прекрасна! И лицом, и душой, и… телом.
Он жаждал Нэнси. Сейчас и… навсегда.
Эта мысль потрясла его. Ни о чем подобном Грег не думал с той поры, когда расстался с Элен.
У Нэнси есть жених, напомнил он себе. Она станет женой фермера.
А может, и не станет. И даже наверняка — если только Грегу удастся удержать ее.
Они вышли в садик, стеклянная крыша которого была открыта. Стоял чудесный сухой летний день, один из тех солнечных дней, когда лондонцы не спешат за город, а предпочитают проводить время в местных парках.
Нэнси все еще трепетала после того, что случилось в комнате. По правде сказать, она ожидала, что Грег отодвинет ее, и очень удивилась, когда этого не произошло.
Она помогла ему устроиться в шезлонге и спросила, не нужно ли чего.
— Можешь принести мою камеру?
Нэнси немного удивилась, но кивнула.
— Где она? Все еще в дорожной сумке?
— Нет, в наплечной, черной.
Нэнси ненадолго ушла и вскоре вернулась с требуемым. За это время Грег успел снять рубашку и лежал в одних шортах, не считая гипса на ноге. Увидев такую картину, Нэнси пожалела, что у нее самой нет фотоаппарата. Хороший снимок получился бы на память.
— Спасибо. — Он открыл футляр, проверил камеру, а потом неожиданно навел объектив на Нэнси.
Та замахала руками.
— Что ты! Не нужно!
Беркли улыбнулся.
— У меня мало твоих фотографий. А ты такая красивая!
То, как он смотрел на Нэнси, как произнес эти слова, заставило ее взволнованно глотнуть воздух. Тем не менее она покачала головой.
— Не глупи, Грег. И не надо меня поддразнивать.
Он грустно улыбнулся.
— Я говорю совершенно искренне. — Его голос звучал тихо и хрипловато. Очень чувственно.
Нэнси состроила ему рожицу.
— Отлично! — кивнул Грег, вновь наводя на нее объектив.
— Прекрати!
— Ладно, но только если и ты прекратишь.
