вообразить, как Навь мешается с Явью.
— Он стал властителем этого мира, — глухо донесся до Тимофея голос Угрима. — Кощей Черный, Кощей Страшный, Кощей Всевеликий, Кощей Неупокоенный, Кощей Неуязвимый, Кощей Непобедимый, Кощей Несокрушимый, Кощей-Губитель… Его власть и его жестокость были безграничны, как бесконечна была его жизнь. В те несчастные времена люди, бывшие игрушками в руках Кощея, прозывали его Чернобогом. Но он не был богом — ни белым, ни черным, хотя постоянно требовал жертвенной крови. Кощей был просто бессмертным созданием, несущим смерть и ею же живущим.
«Ничего ж себе „просто“!» — пронеслось в голове Тимофея.
— С покоренных народов он брал дань человеческими жизнями, а противившихся его воле истреблял под корень, ибо от Кощеева гнева не укрывали ни неприступные крепости, ни непроходимые леса, ни топкие болота. Темными Тропами он проходил всюду и проникал везде. Он не щадил никого, и только шестеро, открывшие ему путь, вместо искомой власти обрели его милость. Шестеро вынуждены были служить Кощею, оберегая свои жизни. Все прочие мерли как мухи.
— Но разве никто… — Тимофей облизнул сухие губы. — Неужели никто не посмел…
— Ну почему же никто? — усмехнулся Угрим, не дав ему закончить фразы. — Осмелившихся было много. Особенно в первое время. Опытные маги, отважные воины, могущественные князья, ведущие за собой сильные дружины и великие рати, пытались сражаться с Кощеем, но тем лишь забавляли его и гибли без проку, ибо бессмертного убить невозможно. Копья протыкали навью тварь, но ее раны мгновенно затягивались. Мечи и топоры рубили Кощееву плоть, но отсеченные куски прирастали вновь, не успев пасть наземь. Раздробленные ослопами кости заново обретали былую прочность, а вязкая, как мед, кровь склеивала разваливающееся тело. Отравленные стрелы тоже не причиняли Кощею вреда, и даже огонь отступал от его неуязвимой плоти.
И все же Кощей недооценил людей. Его сгубила не отвага безрассудных смельчаков, а коварство и хитрость ближайших слуг. Шестеро кудесников долго и внимательно наблюдали за своим повелителем. По крупицам они собирали сведения о нем, о его возможностях и об источнике его могущества. Прислуживая, они учились. Преклоняясь и унижаясь, шестеро по-прежнему мечтали обрести хотя бы малую часть великой навьей силы.
— Так они все-таки убили Кощея? — сверкнул глазами Тимофей.
Угрим покачал головой.
— Убить Кощея — в привычном тебе и мне смысле этого слова — шестеро не могли, зато сумели пленить так, что полон оказался сродни смерти. А сам Кощей из властителя стал слугой своих слуг.
— И как же они его одолели? — нетерпеливо спросил Тимофей.
— Льстивым подарком, — ответил Угрим. — Заговорщики преподнесли в дар Кощею трон, взращенный из земной тверди и выложенный крупными самоцветами. Но под драгоценными каменьями скрывалась губительная магия и хитроумный механизм на тугих пружинах. В подлокотниках, ножках и спинке таились адамантовые клещи с прочными кристаллами-зубьями и такие же ножи — острее бритвы, крепче стали, смазанные к тому же зельем разрыв-травы.
Когда Кощей сел на свой новый трон, трон обратился в дыбу и плаху одновременно. Алмазные кандалы-самохваты в мгновение ока сковали и растянули навью тварь. Потаенные ножи ударили быстрее и сильнее, чем рубит в сече самый ловкий воин. Адамантовые лезвия отсекли руки, ноги и голову.
Заговоренная машина-трон разорвала Кощеево тело на шесть частей. Тулово осталось сидеть, прикованное к трону, все остальное было отброшено в стороны еще до того, как пролилась кровь. А когда кровь хлынула, обезглавленный и четвертованный Кощей не мог уже соединить себя. Над трепещущей плотью в алмазных оковах стояли шестеро, и каждый произносил запечатывающее заклинание, из нее же — из навьей плоти — черпая силу. Смешанная магия Яви и Нави сплавила Кощееву кровь и адамантовые клещи в однородную массу.
— Яйцо-кристалл? — догадался Тимофей. — То, в которое вмурована Кость?
— Да, — кивнул Угрим. — Отсеченные члены навьей твари были навеки заключены в оковы- саркофаги, которые не страшатся воды, не горят в огне и не крошатся под булатом. Таких саркофагов шесть, и сила Кощея живет в них по сию пору, ибо сам Кощей не может умереть, даже будучи разорванным на части.
Ишь ты! Вот оно как получается! Тимофей потер раззудевшийся лоб.
— Значит, это… — Он покосился на суму бесермена. Там, в прозрачном яйцевидном коконе, покоилась костлявая рука — черная, высохшая, не больше руки малого дитяти — Это Кощеева десница? Так, княже?
— Верно, — ответил Угрим. — Это правая рука навьей твари.
— Тогда… — Тимофей нервно усмехнулся. — Тогда не столь уж велика была та тварь.
Князь-волхв качнул головой:
— Просто идет время, Тимофей. Из Черной Кости век за веком черпают силу кудесники, чернокнижники и маги разных народов. Вот Кощеева Кость и усыхает. А с нею вместе сжимается и колдовская оправа. Причем это происходит со всеми шестью саркофагами: они по-прежнему связаны между собой, хотя и не являются более частями целого. Когда из одной Черной Кости забирают силу, ее отдают и другие Кости.
— Погоди-погоди, княже. — Тимофей тряхнул головой. — Что значит «кудесники, чернокнижники и маги разных народов»? А как же те шестеро, что одолели Кощея?
Угрим усмехнулся:
— Вот они-то и разнесли останки навьей твари по свету, не сумев договориться между собой. Победители Кощея не справились с собственной алчностью. Каждый из шестерых, обретя с Черной Костью частицу навьего могущества, возжелал большего. Каждый претендовал на добычу другого, дабы присовокупить ее к своей. И каждый втайне желал получить все части растерзанного Кощеева тела.
— Зачем? — вырвалось у Тимофея.
Угрим вздохнул. Как показалось Тимофею — мечтательно.
— Тот, кто соберет все Кости, получит полную власть над навьими силами. Власть, не уступающую Кощеевой. Власть, которая, помимо прочего, дает человеку главное — бессмертие.
— Главное? — переспросил Тимофей. — Это главное?
— Разумеется. Человеческая жизнь слишком коротка, а тот, кто чувствует в себе силу изменить мир по своему усмотрению, всегда хочет иметь для этого достаточно времени. — Князь вздохнул еще раз: — Правда, никому еще не удалось собрать Черные Кости воедино. Шестеро провели остаток своей жизни в нескончаемых войнах друг с другом. Все они прожили лишь тот недолгий срок, какой отпущен человеку, живущему от битвы к битве и ради битв. Они гибли в сражениях за растерзанное тело навьей твари, сами отходя в Навь. В войнах сгинули их дети и внуки, в войнах стерлись и рассеялись их колена.
— И что было потом? — Тимофей не отводил глаз от князя-волхва.
— Потом Черные Кости переходили из рук в руки, терялись и объявлялись вновь. А посвященные в их тайну чародеи снова и снова охотились за Кощеевыми мощами и сулимой ими вечной жизнью.
«Вечная жизнь»? Тимофей задумался. Многому он мог бы поверить безоговорочно, но это… Возможно ли такое? Наверное, в его глазах отразилось невысказанное сомнение. И наверное, Угрим заметил…
— Тебя что-то смущает? — свел брови князь.
— Вообще-то да, княже, — потупил взор Тимофей. — Способен ли на самом деле смертный обрести бессмертие? Можно ли полностью доверять старым волховским преданиям?
— Об этом говорят не предания, — сухо ответил Угрим. — Об этом говорит Кощеева Кость.
— Как это? — изумился Тимофей.
— Достань ее, — повелел Угрим, — и посмотри.
Тимофей поднял с пола бесерменскую суму, вынул округлый яйцевидный кристалл, с недоумением покрутил его в руках…
— Что ты видишь? — спросил Угрим.
Что он видел? Да то же, что и прежде. Толстую прозрачную оболочку, похожую на огромную застывшую слезу. Под ней — черную костлявую руку, запечатанную в прочном кристалле, словно муравей в янтарной капле.