раненого. Ирваст от волнения даже привстал. Айлэ до боли стиснула кулаки.
«Только бы у него получилось!»
Один из мечников вышел из боя, но оставалось еще двое. Печальная участь товарища, казалось, должна была научить их осторожности, но, видимо, у альбов имелись свои понятия о доблести — они атаковали разом и с удвоенной яростью. Четыре клинка замелькали в воздухе, плетя смертоносную паутину.
Одноглазый, ни на миг не прекращая двигаться по широкому кругу, уходил от ударов. Изредка он парировал особенно опасные выпады — жестко, серединой клинка, противопоставляя силу быстроте — и тогда сталь пронзительно звенела о сталь, рассыпая яркие искры, заметные даже при свете дня. Одно такое столкновение закончилось звонким щелчком, и один из альбов яростно отшвырнул рукоять с бесполезным обломком лезвия.
В следующий миг рабириец из защиты перешел в нападение. Его атака выглядела так, будто он просто исчез и возник вновь, уже внутри сверкающей стальной сети. Айлэ так и не поняла, что именно произошло, но Каури заметила: баронетта услышала ее восхищенный вздох. И спустя мгновение, за которое глаз не успел бы моргнуть, одноглазый вдруг оказался на середине круга, в странной, какой-то журавлиной стойке, держа меч острием вперед на уровне глаз. Его ошеломленный противник замер на краю арены. Один.
Второй, выронив клинок, медленно оседал на колени. Ярко-красная кровь сочилась меж его пальцев, судорожно стиснувших живот.
Обступившие ристалище альбы не кричали — ревели. Айлэ подумала, что такой вопль услышат и в самом Альваре, где бы этот самый Альвар ни находился. Казалось странным, что всего сотня, много — полторы сотни глоток могут создавать такой шум. Говорить или кричать в этом гаме с надеждой быть услышанным казалось безнадежным.
Ирваст не стал даже пытаться. Вместо этого он просто поднял жезл и указал им сперва на Каури, затем на одноглазого. Дева-воительница побледнела. Однако, повинуясь безмолвно отданному приказу, выступила вперед, извлекая из ножен клинки. Рабириец, заметив ее движение, шутовски поклонился и отсалютовал мечом — по светлой стали струилась дымящаяся кровь. Альбийка сделала шаг, другой…
— Остановитесь! — прогремело над ареной.
Айлэ удивилась — у кого могло хватить силы перекричать азартные вопли толпы? Лишь спустя пару ударов сердца она сообразила, что громоподобный приказ звучал в ее сознании, — так же, впрочем, как и в сознании каждого из находившихся на ристалище. Альбы притихли, с испугом поглядывая на отдавшую приказ. Каури нехотя опустила клинки. Хасти не шевельнулся.
— Зачем ты остановила развлечение, Медвари? — капризно осведомился Ирваст, сын Хети-ра. — Клянусь Предвечным, это было потрясающее зрелище! Позволь нашей отважной Каури…
Медвари, весь поединок просидевшая молча, медленно поднялась со своего кресла. Если бы не яркий румянец, маленькими пятнами проступивший на высоких скулах прекрасной альбийки, ее лицо можно было бы назвать совершенно бесстрастным. Но в голосе, когда она обратилась к своему охочему до зрелищ спутнику, почтительность мешалась с едва сдерживаемым гневом:
— Прости, Повелитель. Конечно, я не должна была вмешиваться. В твоей власти приказать им продолжать. Только позволь сперва мне уйти, ибо я не хочу видеть, как Каури падет от руки смертного, как кровь наших лучших воинов льется в пыль ради… твоей забавы. Но, если моя просьба что-либо значит для тебя — прекрати бой. Наши воины, Творец свидетель, не сравнятся с этим бойцом. Телохранитель Хасти честно доказал, что достоин остаться в живых.
— Ну, если ты так считаешь… — Ирваст снисходительно развел руками и тоже встал, бросив куда-то в сторону: — Поединок окончен.
Айлэ таращилась вслед уходившим альбам, не в силах поверить в благополучную развязку. Из оцепенения ее вывел легкий толчок в плечо и знакомый рык Хасти, ядовито осведомившегося, не собирается ли госпожа хлопнуться в обморок.
Загадочный «Предел Иаули», чьим повелителем именовал себя Ирваст, сын Хетира, оказался довольно большим городком, лежавшим, по приблизительным расчетам Айлэ, в трех или четырех аквилонских лигах к Полудню от безымянного альбийского поселка.
Город баронетта увидела мельком и решила, что он немногим отличается от людского поселения. Разве что нет крепостной стены и дома разбросаны так, как пожелалось строителям и владельцам, а не вдоль линии улицы. Всадники устремились вверх по лесистому холму, пока не достигли первой и пока единственной увиденной гостями в здешних краях ограды с въездными воротами. То и другое не производило впечатления оборонительного сооружения — просто ряд высоких колонн, напоминающих древесные стволы, меж которых застыло переплетение отлитых из бронзы ветвей и серебряных цветочных гирлянд. Бдевшая на воротах стража в уже знакомых кожаных доспехах пронзительно-лазурного цвета торопливо распахнула створки. Под копытами лошадей захрустел мелкий красный песок широкой дорожки. За колыхающейся зеленью мелькнула остроконечная крыша под блестящей черепицей вишневого оттенка и ряд узких окон в обрамлении бледно-розовых вьющихся растений — настоящих или высеченных из камня.
На пересечении двух дорожек кавалькада разделилась: Ирваст, его меднокудрая спутница и охранявшие их воины во главе с Каури проследовали прямо, а замыкающая часть отряда, где находились чужаки, свернула налево. Еще сотня-другая шагов, и липовая роща, напоминавшая вычищенный и ухоженный лесок, расступилась, открывая приземистые здания непривычной постройки, однако вполне узнаваемого предназначения — где-то ржали лошади, мирно квохтали самые обычные куры, и над крышей одного из домиков вился сизый ароматный дымок.
Баронетту довольно вежливо ссадили на землю — путь до Йаули она проделала, сидя на крупе лошади за спиной у одного из гвардейцев Ирваста. Кто-то громко хлопнул в ладоши, и на прибывших налетела стайка выскочивших невесть откуда альбов обоего пола, чрезвычайно похожих на приснопамятного Сириана (чье настоящее имя, как расслышала девушка, вообще-то было Калиндар) — с такими же по-птичьи блестящими глазами, волосами цвета меда или осенней листвы, и чуть развязными манерами слуг при богатом и знатном дворе.
Айлэ и опомниться не успела, как вокруг нее захлопотали трое звонко перекликавшихся девиц, в непритворном ужасе заахавших при виде растрепанной и перемазанной с ног до головы гостьи. Из щебетания девушек следовало, что ей предлагают войти в дом. Баронетта замешкалась, выискивая своего «верного телохранителя». Таковой обнаружился поблизости. Державшиеся на почтительном отдалении служанки знаками пытались втолковать страховидному чужаку, явно от него требуется идти, куда указано. Тот маловразумительно отругивался, упрямо не желая двигаться с места.
— Хасти! — окликнула баронетта. — Ты уже и так всех до смерти перепугал. В конце концов, даже в Киммерии есть какие-то правила приличия!
— Стараюсь, как могу, — оскорбился магик, чуть повысив голос. Челядь немедля брызнула в стороны, а надзиравшие за незваными гостями альбы нахмурились.
— Пойдем, — Айлэ решительно поднялась по каменным ступенькам, плавно изгибавшимся в середине — знаком, оставленным многими тысячами ног, пробегавшим здесь вверх и вниз. — Не утопят же нас в бадье и не угостят пирогом с черным лотосом!
— Не загадывай, — буркнул в спину девушке Хасти. — Вдруг здешнему господину возжелается глянуть, как ты барахтаешься, прежде чем утонуть. За мой счет они всласть повеселились, а я, между прочим, уже не мальчик, если ты заметила…
Круговерть, поднявшаяся вокруг двоих странных визитеров, мало отличалась от той, что сопровождает приезд любого гостя, прибывшего издалека и не самой легкой дорогой. Хихикавшие девицы потащили баронетту диа Монброн мыться и причесываться, откуда-то появились свертки разноцветных тканей, замелькала мерная лента и вспыхнул оживленный спор касательно того, какого рода наряд подойдет для Недолговечной. В душе Айлэ посочувствовала одноглазому — как-то он справится с болтливыми альбийками?
