Я встал, услышав, как хрустнули на холоде суставы. Я почувствовал себя старым и одиноким. У меня появились новые вопросы к Эллен, но она не отвечала на звонки. Я просидел в безделье столько, сколько мог. Вид озера стал действовать мне на нервы, и я быстро прошел мимо дома, не глядя в его сторону.
Мне нужно было найти двух человек и поговорить с ними.
Когда я сел за руль и пристегнулся, зазвонил телефон. Я подумал, что это наконец-то отозвалась Эллен, но нет.
— Привет, — торопливо сказал я. — Давай скорее — сейчас не самое удобное время.
Она плакала. Да что там — рыдала во весь голос, со всхлипами, которых и у ребенка-то не услышишь.
— Беки, успокойся. Что случилось?
За те двадцать четыре часа, что прошли после нашего последнего разговора и того, как я перевел ей десять тысяч долларов из денег, оставшихся мне после развода, Кайл сумел превзойти сам себя. Некоторые люди склонны открывать двери, которые другие даже найти не могут, потому что недостаточно глупы. Кайл же, казалось, стремился к премии Дарвина.
Вместо того чтобы выплатить долг и зажить нормальной жизнью, он решил удвоить полученные деньги, купив новую порцию наркотиков, на сей раз в Астории. Наркотики ему продали. Потом пошли следом за ним по улочке, где и отобрали груз. После этого Кайл топил горе в местных барах, накачиваясь остатками наркотиков от первоначальной сделки и заказывая выпивку на сэкономленное от присланных мной денег. Он стал непредсказуем и агрессивен. На сегодняшний день он не спал три ночи, что действовало на него угнетающе, и этим Беки объясняла принятое им решение.
Я выслушал ее рассказ и не проникся сочувствием. Все полагают, что они сильнее наркотиков: начинающие рок-звезды, остроглазые уличные торговцы или домохозяйки с рецептами от врачей. Наркотики какое-то время наблюдают за ними с улыбчивой снисходительностью, а потом берут за шкирку и как следует дают под зад. Я был зол на Кайла и не чувствовал себя обязанным вставать на пути его встречи с судьбой. Есть порог, за которым перестаешь говорить с человеком: ты общаешься с наркотиком, и все люди в этом состоянии похожи друг на друга, потому что наркотик — вещь запредельная, порочная, аморальная и лежит за гранью понимания.
Тут среди ее всхлипываний я уловил новый звук и начал прислушиваться.
— Беки, с тобой все в порядке?
— Да, — тут же ответила она.
Но я узнал этот звук. Его издает человек, испытывающий физический дискомфорт.
Она не хотела говорить, но я нажал на нее. Прошлой ночью, вероятно, в то время, когда я рассматривал царапины на стене мотеля, звонок в дверь вывел Беки из тревожного сна. Она решила, что это Кайл надумал наконец вернуться с небес на землю, и выпрыгнула из кровати, чтобы сначала высказать ему все, что думает, а потом задушить в объятиях, впрочем, скорее всего, она сделала бы это одновременно.
Но оказалось, что это вовсе не ее бойфренд.
Они хотели, чтобы Кайл правильно их понял. Поэтому, перешагнув порог, они уделили повышенное внимание лицу Беки. Они не сделали того очевидного, что могли бы сделать двое мужчин, но только потому, что были профессионалами. И в перспективе это могло скверно кончиться.
Я обнаружил, что спокоен, но на дурной манер. Спокоен, как пленка льда на глади глубокого озера.
— Кайл знает?
— Я сказала ему утром по телефону.
— Так почему он не с тобой?
Она ничего не ответила.
— Собери вещи и отправляйся к отцу, — велел я.
— Ты с ума сошел? Я не могу показаться ему в таком виде.
— Если ты не сделаешь это сегодня, может, вообще уже никогда ему не покажешься.
— Джон, у меня такой вид, будто я грохнулась мордой с лестницы. Если папа меня увидит, он свернет Кайлу шею.
— И правильно сделает.
— Джон, я не могу…
— Беки, так надо, — (Она снова принялась рыдать.) — Я удивлен, что ты вообще осталась жива. Больше у тебя такого шанса не будет. Уезжай. Возьми то, что для тебя ценно. Не оставляй ничего, где может быть адрес твоих родителей, их или твой номер телефона. Когда будешь уезжать, убедись, что за тобой не следят. И не возвращайся.
— Я… я просто не знаю…
— Беки, я смогу помочь, только если ты не будешь мешать. Скажи, что ты сделаешь это. Обещай.
Она пообещала.
— Когда приедешь к отцу, позвони Кайлу.
— Он с утра не берет трубку. После того как я рассказала ему… о том, что произошло.
— Тогда оставь ему сообщение. Скажи, что говорила со мной. Скажи, что деньги можно будет вернуть и ты мой друг, для защиты которого я готов на многое. Скажи, что, если он немедленно со мной не свяжется, мне придется поговорить с ним очень, очень серьезно. И не забудь подчеркнуть слово «поговорить». Он поймет, что я имею в виду.
Я слышал, как она сопит, трет глаза, пытаясь взять себя в руки. Я мог представить, как она оглядывает квартиру, отмечая, что следует забрать.
— Я ему скажу. Хорошо.
— И уезжай, — повторил я более мягко. — Немедленно. Ты там больше не живешь.
— Хорошо. — Она помедлила. — Ты и правда это имел в виду? Что готов…
— Беки, у меня нет времени.
Я захлопнул телефон и выехал на дорогу.
Первым делом я отправился в полицейское управление Блэк-Риджа. Шериф заставил меня прождать сорок минут.
Потом он выслушал мой рассказ о смерти Джесси, не сделав никаких записей, и поблагодарил за потраченное время. Я спросил, известно ли ему что-нибудь о местонахождении Эллен Робертсон. Он ответил, что неизвестно. Я поинтересовался, собирается ли он вести расследование, при условии что произошла автокатастрофа, а люди, которые должны были позаботиться о пострадавшей, перевернули вверх дном ее дом. Он сообщил, что я неправильно интерпретирую события.
— Так что же должны сделать эти люди, чтобы у полиции открылись глаза?
— Что-нибудь конкретное, — сказал он. — Что может быть расследовано.
— Эта заметка о прошлом Эллен. О прошлом, которым они мучили ее, — этого недостаточно?
— Хочу напомнить, что я ее не видел.
— Надеюсь, вы не считаете меня лжецом?
— Нет. Хотя мои полномочия не распространяются на подобного рода оценки. Без бумажки я бессилен. А вы ее сожгли. Но тут можно возразить: если в Европе госпожа Зайтук (при том условии, что это действительно она) подозревается в убийстве, то Робертсоны проявляют милосердие, не выдавая ее властям.
— Пожалуй, вы и могли бы возразить, если бы ваш язык не был занят — не вылизывал с таким сладострастием задницу семейства Робертсонов. А так вам не удается использовать его для вразумительных речей.
— Мистер Хендерсон, я объясню наглядно. — Он взял листок бумаги из струйного принтера на краю стола. — Вот этот лист, скажем, Блэк-Ридж.
Он взял ручку и начертил большой крест в середине.
— А это — Робертсоны, — сказал он, изобразил крест поменьше внизу листа и добавил: — А вот это
