легла и будить ее нельзя – но гангстерский босс пристрелил его на месте и ворвался в спальню. Его жена лежала с любовником – они как раз делали гипсовую маску. Поняв, что означают эти маски на стене, муж вышел из себя и пристрелил обоих.
Однако эта история занимала лишь половину фильма. Во второй половине отец красавицы, взбешенный гибелью дочери, объявил войну своему зятю – и все оставшееся время на экране были только кровь и выстрелы. В конце все умерли, и фильм снова окончился сценой на кладбище. Видимо, плонетские режиссеры любили печальные концовки.
Досмотрев «Маски на стене» и решив, что на сегодня с нее трагедий достаточно, Ванесса покинула кресло и вежливо спросила у хозяйки:
– Миссис Картакорос, а нет ли у вас случайно ванной?
– Конечно, есть, дорогая, это же гостиница, – улыбнулась старуха, уже выпившая несколько рюмок. – Помыться хочешь?
– Если можно.
– Конечно, можно, конечно… Водопровод давно не работает, но налево по коридору есть служебная душевая – в баках есть вода и нагреватель еще действует. Только воду экономь – очиститель у меня еле работает, починить некому…
– Спасибо вам большое! – расцвела девушка. – Дорогой, а ты помыться не хочешь?
– Нет, – равнодушно ответил маг. – Мне и так неплохо. И я не понимаю, зачем это надо тебе.
– Затем, что я не мылась уже черт знает сколько. От меня пахнет, как от унитаза в привокзальном туалете.
– Ну и что? От меня тоже – но я же не жалуюсь.
– Так! – возмутилась Ванесса. – Не сравнивай меня с собой! Вы там, в своем Шумере, может и привыкли вонять, но я родилась в Соединенных Штатах Чертовой Америки и привыкла ежедневно мыть голову! Или хотя бы через день.
Креол обиженно посмотрел вслед своей ученице. На самом деле он тоже терпеть не мог ходить грязным – его раздражало лишь, когда об этом упоминали другие. Маг сам способен решить, что ему нужно. Если маг чувствует, что от него смердит – маг моется. Если другие чувствуют, что от мага смердит – маг швыряется тяжелыми предметами.
Когда Ванесса вернулась из душевой чистая и посвежевшая, Креол лежал, положив ноги на столешницу, и делал вид, что ему на все наплевать. Лод Гвэйдеон шлифовал мизерикордию. А Моргнеуморос с хозяйкой гостиницы добивали вторую бутылку самогона, с тоской вспоминая о прежних временах.
– А по четверьницам моя любимая газета выходила – «Южный Шмель», – ностальгически рассказывала госпожа Картакорос. – Я всегда сначала читала светские новости, потом байки и анекдоты, потом роман с продолжением на третьем развороте, а в конце всего разгадывала кроссворд… Каждую четверьницу…
– А по третьницам всегда новый фильмоблок в большеэкранниках запускали, – кивал Моргнеуморос. – Билеты надо было накануне покупать – на премьеру всегда народ валил…
– Да-да… Помню, самый мой любимый фильм был – «Любовь и нежность», в двух сериях. Шесть раз смотрела, каждый раз плакала, когда она с балкона шагала… А у тебя какой любимый?
– «Вторжение с Удиуу».
– Не помню такого. Это про что?
– Про войну с инопланетными уродами. Четыре раза смотрел. А сейчас вспоминаю – тошнит.
– Оно и понятно… А помнишь, как Ло Эвродорос пела?
– Помню, помню…
– Ох и красавица же она была, а голос какой… У меня внучка всю комнату ее постерами захламила…
– У нас в казармах тоже один парень по ней сох. Даже письмо ей написал.
– Ответила?
– Нет, конечно.
– И то верно – она ж знаменитость была, что ей до простого солдатика… Только вот зря она так редко сама пела… хороший концерт – только когда вживую, а не так…
– А что, эта певица под фонограмму выступала? – поинтересовалась Ванесса, с интересом прислушивавшаяся к разговору.
– Если бы под фонограмму… – усмехнулась госпожа Картакорос. – Под голограмму.
– То есть… получается, что она даже на сцену не выходила?
– Конечно. Раскрутила свой образ, а дальше уже дело техники – ставили голограмму, включали фон, и вперед. В тысяче мест одновременно выступать можно.
– Да так почти все делали, – пожал плечами Моргнеуморос. – У меня дед киноактером был – очень он эти голограммы ненавидел. Говорил, что без живых актеров кино вырождается.
– Киноактером, правда? – заинтересовалась госпожа Картакорос. – А где снимался? Может, я его видела?
– Может быть. Только запомнила вряд ли – он все больше в массовке был. Ролей со словами у него всего несколько было, и то пустяковых. Самая большая гордость – сосед-лавочник во «Влюбленном сыроваре». Целых семь реплик. А потом он и вовсе перестал сниматься.
– Что так? – полюбопытствовала Ванесса.
– Я же говорю – из-за голограмм. Массовку-то все больше голограммами заменяли – так дешевле обходилось. Потом и мелких актеров начали на компьютерах производить, а там уж и крупных…
– Да уж, времена были… – аж прослезилась хозяйка. – А нынешние-то ничего этого не понимают… Им рассказываешь, как тогда все было, а они смеются только – не верят… Говорят, из ума старуха выжила…
Госпожа Картакорос жалобно всхлипнула и опустила голову на грудь.
Глава 20
«Гостиницу Седвавского Императора» Креол сотоварищи покинули перед самой зарей. Отдохнули, отоспались – и вышли наружу уже под звездным небом. Ждать рассвета не было смысла – в земных недрах темно всегда.
Ночью вход в туннель выглядел даже страшнее, чем днем. Ванессе вспомнилось, как Моргнеуморос предупреждал их не соваться к подземельям, и она покрепче прижалась к Креолу. Тот-то, разумеется, и не думал беспокоиться – демонолога катакомбами не испугать. Спокойно шествовал и лод Гвэйдеон, с любопытством разглядывая стены и потолок.
Стены и потолок в туннеле покрывала сконь. Моргнеуморос говорил правду – под землей скони действительно оказалось больше, чем на поверхности. Все в ней буквально утопало – идти приходилось осторожно, стараясь не задеть нависающие со всех сторон сугробы. Порой они явственно шевелились – и Ванессе совсем не хотелось узнать, что за создания скрываются под этой белой гадостью. Вокруг было тепло, как в оранжерее для тропических растений.
К счастью, с продвижением вглубь скони понемногу становилось меньше. Под ногами она по-прежнему шевелилась пушистым ковром, но сквозь нее хотя бы стали проглядывать стены. Теперь можно было заметить, что это все же не просто червоточина в земле, а творение рук человеческих – настолько прекрасная роспись покрывала все вокруг. Узоры и орнаменты струились по мрамору, складываясь в потрясающие картины. Луч фонаря выхватывал какие-то отдельные детали, едва проступающие сквозь сконь, но и их доставало, чтобы понять, сколько труда было вложено в эту роспись.
А ведь ее никто почти и не видел – много ли увидишь из окна несущегося поезда?
Услышав это, Моргнеуморос усмехнулся и рассказал, что в плонетском метро ходили вовсе не поезда, а длинные платформы на магнитной опоре. У них не было ни крыш, ни стен – только ограждающие барьеры. И всю эту роспись нанесли специально, чтобы пассажирам не таращиться на голые стены. В прежние времена, когда отовсюду струился мягкий свет, туннели восхищали дивной красотой. Иные узоры наносили люминесцентными красками – и зрелище получалось поистине феерическое.
Увы, теперь от былого великолепия остались лишь длинные темные норы, будто прорытые гигантским кротом. Только по полу тянулась едва заметная металлическая полоса – именно она когда-то служила «рельсом» для магнитных платформ.
