Моргнеуморос с племенным матриархом начали молчаливую беседу. Жесты в основном были одни и те же – в языке ихтиофагов всего несколько сотен слов. Моргнеуморос часто соприкасал кончики указательных пальцев – «встреча, разговор», матриарх то и дело скрещивала руки, поднимая указательные пальцы – «торговля». И оба они постоянно скрещивали все те же указательные пальцы – «лагерь, поселение».
Большинство остальных жестов иномиряне не поняли. Моргнеуморос рассказал только о паре дюжин самых основных.
В конце концов мутант повернулся к своим спутникам и хмуро известил:
– Я договорился. Завтра нас переправят через озеро.
– А сегодня ночуем здесь? – насторожилась Ванесса.
– Да. Не волнуйтесь, они безобидные.
– Шаконы тоже казались безобидными…
Однако ихтиофаги действительно повели себя вполне дружелюбно. Убедившись, что чужаки настроены мирно, они просто перестали обращать на них внимание – словно те всегда здесь и были. Жизнь в деревне очень быстро вернулась в обычное русло.
Ванесса с большим любопытством осматривала все вокруг. Впервые на Плонете она видела картины повседневного быта. И это оказалось весьма занятным.
Ихтиофаги ведут до ужаса примитивную жизнь, не обладают ничем сколько-нибудь ценным – и может, именно поэтому их никто не трогает. Периодически появляющиеся здесь путешественники редко задерживаются надолго – переправляются через озеро, иногда обмениваются разными мелочами. Сколько-нибудь заметной торговли не ведется – ихтиофаги с полным равнодушием относятся к артефактам довоенной эпохи, а у них самих нет ничего, кроме скудной пищи, большей частью состоящей из морепродуктов.
Ванесса немало удивилась, узнав, что у ихтиофагов царит матриархат. Домашним хозяйством занимаются мужчины, а женщины ходят в море на промысел. Он в основном заключается в собирании моллюсков – отважные ныряльщицы прыгают с отвесных скал и рыщут на дне, отрывая прилипшие к камням раковины.
Этому искусству здесь учатся с детских лет – местные женщины плавают и ныряют подобно амфибиям, не обращая внимания на погоду и температуру воды. Мужчины тоже плавают неплохо, но женщинам значительно уступают. Благодаря долгим тренировкам те могут погружаться на двадцатиметровую глубину и оставаться там целых три, а самые искусные – даже четыре минуты. Среди ныряльщиц Вон заметила не только молодых женщин, но и маленьких девочек, и дряхлых старух.
Кроме моллюсков ихтиофаги ловят рыбу. А еще они добывают из Солевого моря лягушек, аксолотлей, головастиков, озерных креветок, ручейников, личинок, белых червей и даже яйца водяной мухи. Она откладывает их на воде, а ихтиофаги собирают и едят, как икру. Гнезда личинок этой мухи ихтиофаги тоже едят.
Кроме того они собирают по берегам бледно-желтую комковатую массу – смесь грязи, тины, скони и еще какой-то скользкой дряни, похожей на коровьи испражнения. Из этой дурно пахнущей мерзости они делают лепешки – и едят, хотя те совершенно точно не являются съедобными.
Отведав местной кухни, Ванесса долго пыталась уговорить себя проявить вежливость и проглотить то, что неосторожно взяла в рот. Она так толком и не поняла, чем конкретно ее угостили, но вкус был, как у отрыжки пьяного матроса.
К счастью, ужин оказался немного получше. Ныряльщицы вернулись с вечернего лова, принесли рыбу и моллюсков. Их оказалось вполне возможным съесть, не зажмуривая глаз.
Более того – сегодня на ужин подали даже мясо! Самое настоящее. Обменявшись несколькими жестами с матриархом, Моргнеуморос не без удивления поведал, что ихтиофаги несколько лет назад приручили и начали пасти кернланов – мелких плонетских парнокопытных, очень похожих на земных овец.
Правда, вкусом их мясо скорее напоминает рыбу, чем баранину. Поскольку из растительности в округе встречается лишь трава солянка, большую часть рациона кернланов составляет рыбная мука. У ихтиофагов в пищу идет все – если не людям, то скоту.
Тем не менее, голодными гости спать не легли. Лод Гвэйдеон даже удостоил местные яства сдержанными комплиментами и вежливо поблагодарил матриарха. Та лишь беспомощно улыбнулась, не слыша ни единого слова – и паладин, спохватившись, пустил в ход язык жестов. Кончики пальцев левой руки прикрывают губы, затем обе ладони прижаты к сердцу – «благодарю за угощение». Матриарх в ответ снова улыбнулась, очень внимательно разглядывая собеседника. Ее глаза странно поблескивали.
Спать в хижине из китовых ребер было непривычно. Ихтиофаги позволили гостям переночевать в пустующем доме – как они объяснили, до недавнего времени тут жила одна ныряльщица с мужем, но несколько дней назад она утонула. После смерти жены молодой вдовец вернулся к родителям – ожидать, не посватают ли его снова. А хижина временно осталась без жильцов.
Правда, внутри спали только Креол с Ванессой. Моргнеуморос предпочел переждать ночь снаружи, дремля вполглаза – кажется, он все же не до конца доверял местным дикарям. Что же до лода Гвэйдеона, то он куда-то отлучился сразу после заката и вернулся только перед рассветом.
Где именно паладин провел эти часы, осталось неизвестным.
Утром Ванесса проснулась от холода. Земляной пол остыл, по дырявой хижине гулял сквозняк. Никаких очагов или хотя бы лежанок у ихтиофагов не водилось – они просто спали вповалку, прижимаясь друг к другу как можно плотнее, а зимой еще и укутываясь в шкуры. Ванесса последовала их примеру, забившись Креолу под куртку и свернувшись там клубочком. Все еще крепко спящий маг тихо засопел, приобнимая ученицу.
Перед хижиной Моргнеуморос и вернувшийся лод Гвэйдеон играли в «Землераздел» – популярную каабарскую забаву. Правила очень просты – на земле очерчивается и делится пополам большой круг, а игроки по очереди бросают в него нож. Если тот вонзился в территорию противника, та делится надвое вдоль по воткнувшемуся лезвию. Большая часть остается у прежнего хозяина, меньшая отходит к «завоевателю». Проигрывает тот, кто больше не может уместить на своей территории хотя бы одну ладонь.
Лод Гвэйдеон неизменно побеждал. Мизерикордия летела в точности туда, куда он желал ее послать – узкий керефовый клинок словно обрел собственную жизнь. Успехи Моргнеумороса в сравнении с этим выглядели скромно – он никогда особенно не увлекался метанием ножей.
– Благодарю вас за игру, лорд Моргнеуморос, – в очередной раз поклонился паладин.
– Да-да… – поморщился мутант, пробуя пальцем лезвие мизерикордии. – Хорошая заточка…
Зевая и протирая глаза, из хижины вылез Креол. Сонно поглядев на озерную гладь, он осведомился:
– Ну что, лодка готова? Когда плывем?
– Когда ныряльщики вернутся с ночного лова, – пожал плечами Моргнеуморос. – А пока можешь еще поспать.
– Отлично, – развернулся Креол.
Лодка и лодочник появились часа через полтора. Ванесса долго рассматривала это утлое суденышко – и ей все сильнее хотелось обойти озеро по суше. Пироги, на которых плавали ихтиофаги, тоже оказались костяными. Скелет какой-то крупной рыбы обтягивался просмоленной шкурой и сразу спускался на воду. Казалось, что достаточно одной сильной волны, одного дуновения ветра, чтобы отправить эту скорлупку на дно.
Но особого выбора не было. С печалью вспомнив о купленной в «Харродз» резиновой лодке, Ванесса осторожно уселась на носу пироги. Сконь порядком изъела ее борта и днище – местами красовались самые настоящие дыры.
Глухонемой лодочник вооружился парой коротких весел – рукояти костяные, лопасти из длинных рыбьих плавников – и неторопливо вывел пирогу на большую воду. На своих пассажиров он не смотрел, вид имел угрюмый и недовольный. Ванесса знала это выражение лица – так выглядят те, кому все обрыдло. То ли лодочнику недоплачивали, то ли ему просто не нравилось быть лодочником.
На Солевом море с утра стояла тишина. Жирную тягучую воду, в значительной степени состоящую из скони, не тревожили даже слабые всплески. Рыба, давно ставшая здесь редкостью, ходила на большой глубине – только там все еще сохранялись нормальные условия.