Люблю секретных агентов

громадой нависающих над ней туч, казалась унылой, приземистой и какой-то придавленной. Воздух был влажным и затхлым, как в тропическом лесу.

— Для города, лежащего почти посередине между Экватором и Южным тропиком, здесь не слишком- то жарко, — заметила я.

— Во всём виновато холодное течение Гумбольта, — объяснил Даунфолл. — Оно приходит сюда из Атлантики, и поэтому даже в самые жаркие дни температура в Лиме не поднимается выше двадцати семи градусов.

— В Лиме всегда такие туманы? — поинтересовалась Адела. — Здесь же в двадцати метрах ничего толком не разглядишь.

— Не всегда, но, к сожалению, слишком часто, — усмехнулся Фрэнк. — Это гаруа — знаменитая лимская мгла. Иногда туман, сеющий тонкую водяную пыль, бывает настолько плотным, что водителям приходится включать 'дворники', как во время дождя.

— А вы хорошо знаете Лиму, — заметил Бобчик. — Наверное, вам часто приходилось здесь бывать.

— Это связано с моей работой, — сказал Даунфолл. — Кроме того, меня увлекает история Перу, так что я могу быть для вас почти профессиональным гидом. Сейчас мы повернём направо и выедем на Площадь Оружия или Гербовую площадь. На ней расположены кафедральный собор и президентский дворец.

Машина затормозила на светофоре. Мы высовывали головы из окошек, с любопытством оглядывая размытые туманом силуэты пешеходов и очертания зданий.

— В 1535 году Франциско Писарро основал Лиму, очертив концом своей пики круг в том месте, где сейчас находится центр Оружейной площади и повелев заложить здесь 'город волхвов', — продолжал свою лекцию Фрэнк. — Лиму объявили столицей испанских владений в Южной Америке и вице-королевства Перу. Именно отсюда отправляли в Мадрид легендарное золото инков.

'Крайслер' миновал ряд однотипных, как братья-близнецы, вытянутых малоэтажных строений с плоскими крышами и типичными для испанской архитектуры закрытыми двориками — патио, и выехал на небольшую прямоугольную площадь. Перед помпезным белоснежным зданием, архитектура которого вызывала ассоциации со штраусовской Веной, высоко задирая ноги, вышагивали гвардейцы в сверкающих металлических касках и затянутых поясом чёрных мундирах с красными эполетами. Даже без объяснений мы догадались, что это и был перуанский 'Белый дом'.

Центр площади был украшен круглым фонтаном незатейливой формы, в котором плескались смуглые босоногие ребятишки.

— А это ещё что за архитектурное извращение? — поинтересовался Бобчик, кивнув на причудливое здание, примыкающее кафедральному собору, украшенному двумя башенками колониального стиля.

— Это архиепископский дворец, — объяснил Даунфолл. — Можете полюбоваться главными лимскими достопримечательностями — резными деревянными балконами.

— Жуткое зрелище, — покачал головой Бобчик. — Можно подумать, что кто-то взял здоровенный старинный шкаф и через крышу безуспешно пытается втащить его на верхний этаж.

Я вполне понимала Бобчика. К зрелищу небольших аккуратных белоснежных домиков, из тела которых на уровне второго этажа, как огромная чёрно-коричневая опухоль, выдвигаются плохо обтёсанные толстенные прямоугольные балки, поддерживающие грубое почти чёрное от времени туловище балкона, действительно трудно привыкнуть, но наглядевшись на них в Андалузии, я со временем притерпелась к этому зрелищу, и даже стала находить в нём определённое очарование.

Покрытые причудливой резьбой, перуанские балконы были ещё шире испанских. Они казались тёмной и грубой холщовой заплаткой, налепленной на вечернее платье из тонкого белого шёлка.

Попетляв по старым кварталам колониальной Лимы, мы выбрались на вторую по значению площадь Святого Мартина с её знаменитым собором Святого Франциска и потемневшей от времени бронзовой статуей восседающего на боевом коне конкистадора Франциско Писарро. Экскурсия закончилась у бывшего дворца де ла Торре Тагле, в котором сейчас располагалось Министерство иностранных дел. Более узкие, чем обычно, резные балконы довольно гармонично вписывались в архитектуру этого своеобразного ассиметричного здания.

В сгущающихся сумерках и тумане становилось трудно что-либо разглядеть. Свет фонарей вибрировал, отражаясь во взвеси водяных капель, и воздух казался живым и тяжёлым.

— Вот и всё. Больше в Лиме смотреть нечего, — сказал Фрэнк. — Новая Лима — это типовые многоэтажки с балконами из унылого серого железобетона. Теперь, если нет возражений, мы можем познакомиться с перуанской кухней. Вы знаете, что такое себиче?

— Нет, — заинтересованно откликнулась Адела. — А что это?

— Сырая рыба, пояснил Даунфолл. — Самое знаменитое местное блюдо, нечто вроде японского суши или сацими. Только что пойманную рыбу нарезают тонкими ломтиками, посыпают перцем и рубленным луком, а затем в изобилии поливают соком лимонов. Минут через двадцать рыба основательно промариновывается и меняет цвет, становясь белой, как будто её долго и основательно варили, а сочетание лимонного сока, лука и перца гарантирует полную дезинфекцию. Кстати, в России вы едите сырую рыбу?

— В Сибири, — сказала я. — Она называется строганина. Только за неимением лимонов для вымачивания там обычно используется клюквенный сок, а иногда добавляется алкоголь.

— Ну так как насчёт себиче? — поинтересовался Фрэнк. — Отважитесь попробовать?

— С удовольствием, — ответила я. — Мне вообще нравятся экзотические блюда. — Я даже кенгурятину ела, не говоря уж о лягушачьих лапках, улитках и змеях. Один раз я даже проглотила паука, правда это я сделала на спор.

— Ужас какой! — возмутилась Адела. — Змея — это ещё куда ни шло, но есть пауков — это уже настоящее извращение.

— Но устрицы-то тебе нравятся, — возразила я. — А ведь их вообще едят живыми. Иногда они даже пищат при этом!

— Знаете что, — решительно заявила Адела. — Вы отправляйтесь в ресторан есть сырую рыбу, а мы с Бобчиком решили для начала посетить местное казино.

— Да неужели? Впервые об этом слышу! — удивлённо сказал Бобчик.

Сзади послышался приглушённый звук удара, и я догадалась, что подруга заехала ему локтем в бок. Я посмотрела в зеркальце заднего обзора. Отражающееся в нём лицо Аделы живописно-зверской мимикой пыталось что-то внушить её загрустившему возлюбленному.

— Адела, ради бога! — сказала я по-русски. — Только не надо специально оставлять нас наедине! Кончай устраивать мою личную жизнь. Я уже объяснила тебе всё, что думаю по этому поводу.

На губах подруги заиграла маккиавелиевская улыбка.

— Так вы подбросите нас к казино 'Шератон Лима отеля'? — медовым голоском спросила она у Фрэнка по-английски.

— С превеликим удовольствием, — усмехнулся тот.

— Я тебе это припомню, — пообещала я.

— С тебя причитается, — шепнула мне на ушко Адела.

Рыбный ресторан 'Исла Бонита' располагался совсем недалеко от Пасео де ла Република, где, перед входом в казино 'Шератон Лима отеля', мы высадили Аделу и Бобчика. Мы с Фрэнком разместились под навесом в квадратном внутреннем дворике, украшенном неизменными арками.

Тёмные грубо сколоченные деревянные столы чем-то неуловимо напоминали балконы Лимы. Маленький оливковый официант с припухшими миндалевидными глазками имел типично индейские черты лица. Он постелил передо мной и Фрэнком большие прямоугольные салфетки, на которых была воспроизведена репродукция картины Гогена с пышнотелой гологрудой таитянкой, бёдра которой были обмотаны куском красной материи, а волосы украшала большая белая орхидея.

На салфетки он поставил плоские керамические блюда цвета охры, ловко разложил вокруг них