Том 8. Стихотворения, поэма, очерки 1927

волки,
и давка столиц,
      и пустырьная ширь,
стоводная удаль безудержной Волги,
обдорская темь^*
      и сиянье Кашир^*.
Лед за пристанью за ближней,
оковала Волга рот,
это красный,
     это Нижний,
это зимний Новгород.
По первой реке в российском сторечьи
скользим…
     цепенеем…
         зацапаны ветром…
А за волжским доисторичьем
кресты да тресты,
        да разные «центро».
Сумятица торга кипит и клокочет,
клочки разговоров
        и дымные клочья,
а к ночи
не бросится говор,
        не скрипнут полозья,
столетняя зелень зигзагов Кремля,
да под луной,
      разметавшей волосья,
замерзающая земля.
Огромная площадь;
           прорезав вкривь ее,
неслышную поступь дикарских лап
сквозь северную Скифию
я направляю
     в местный ВАПП^*.
За версты,
     за сотни,
        за тыщи,
            за массу
за это время заедешь, мчась,
а мы
  ползли и ползли к Арзамасу
со скоростью верст четырнадцать в час.
Напротив
     сели два мужичины:
красные бороды,
        серые рожи.
Презрительно буркнул торговый мужчина:
— Сережи!^* —
Один из Сережей
        полез в карман,
достал пироги,
      запахнул одежду
и всю дорогу жевал корма́,
ленивые фразы цедя промежду.
— Конешно…
      и к Петрову́…
            и в Покров…
за то и за это пожалте про́цент…
а толку нет…
     не дорога, а кровь…
с телегой тони, как ведро в колодце…
На што мой конь — крепыш,
            аж и он
сломал по яме ногу…
         Раз ты́
правительство,
      ты и должо́н
чинить на всех дорогах мосты. —
Тогда
      на него
      второй из Сереж
прищурил глаз, в морщины оправленный.
— Налог-то ругашь,
        а пирог-то жрешь… —
И первый Сережа ответил:
            — Правильно!
Получше двадцатого,
         что толковать,
не голодаем,
     едим пироги.
Мука́, дай бог…
      хороша такова…
Но што насчет лошажьей ноги…
взыскали про́цент,
        а мост не проложать… —
Баючит езда дребезжаньем звонким.
Сквозь дрему